Форум » БИБЛИОТЕКА » РАССКАЗЫ О СОБАКАХ » Ответить
РАССКАЗЫ О СОБАКАХ
SLIKI: Михаил Заборский СТРАШНАЯ МЕСТЬ Пёсика звали Тяпкой. Он был приземистый, криволапый, чёрный, с жёлтыми подпалинами. Лохматые уши торчали почти горизонтально, и казалось, владельцу стоило труда удерживать их в этом несколько необычном положении. Глаза у Тяпки были карие, насторожённые, однако с усмешечкой. Когда Тяпка находился в хорошем расположении духа или выпрашивал вкусный кусочек, он слегка повизгивал и скалил зубы. Хвостом же не вилял по той причине, что так и не сумел им обзавестись. На хвостатом месте у него находилась всего-навсего небольшая припухлость. Хозяином Тяпки была дружная и шумная ребячья компания, облюбовавшая для встреч этот затейливо растянувшийся двор, с разными будочками, сарайчиками и закоулочками. Мальчишки тщательно оберегали пса от сторонних посягательств и даже провели сбор средств на его регистрацию. Кормили Тяпку аккуратно в очередь. Иногда даже выделялся <общественный контроль>, проверявший качество пищи. Безоблачное существование Тяпки омрачали только рыжий боксёр Ральф и его владелец - грубый долговязый мотоциклист. Может быть, сам по себе, этот дядька и не вызывал Тяпкиного недоброжелательства, но в сочетании с машиной становился невыносим. Оглушительный треск, облака сизого дыма, запах, от которого хотелось болезненно чихать, - всё это окончательно выводило Тяпку из равновесия. Отношения Тяпки с мотоциклистом постепенно накалялись. Наверно, конфликт возник бы и много раньше, если бы не Ральф. Ральф являлся, так сказать, ограничителем Тяпкиных возможностей. Причина заключалась в том, что однажды Тяпка был глубоко посрамлён этим собачьим аристократом. Когда Ральфа впервые вывели на двор, Тяпка, на правах старожила, захлёбываясь лаем, кинулся к незнакомцу. Но Ральф даже не вздрогнул, он слегка присел, сделал короткий бросок и... Тяпкина голова, вместе со знаменитыми ушами, словно провалилась в широкую пасть боксёра. Все ахнули. Только хозяин Ральфа зычно и оскорбительно захохотал: - Фу! - крикнул он. - Брось! Помойкой пахнет! И тогда Ральф брезгливо выплюнул Тяпкину голову. Хотя на ней не было заметно существенных повреждений, но что это оказалась за голова - обмусоленная, жалкая! Надо было видеть унижение Тяпки. Шатаясь из стороны в сторону, он затрусил неверной походкой в один из дальних тупичков двора, где и скрылся за большой железной бочкой. До самого вечера он пролежал там, часто вздрагивая и отказываясь от самых лакомых приношений. Случай этот многократно обсуждался между ребятами. Общее мнение склонялось к тому, что Тяпка так, запросто, этого дела не оставит. - Пёс из Черкизова взят, он ещё с этими ральфами рассчитается! - почему-то во множественном числе загадочным шёпотом говорил Колька - толстый мальчуган, с несколько растерянным выражением лица, что, впрочем, не мешало ему быть признанным верховодом компании. - Черкизовские, они всегда чего-нибудь да придумают... Дадут жизни!.. Но Тяпка больше недели ничем не отмечал себя. Заслышав тарахтение мотоцикла или хриплый лай боксёра, он, понурив голову, немедля скрывался из глаз. Был выходной день, и двор гудел от праздничного оживления. И старых и малых выманила наружу солнечная майская погода. Стучали кости домино. Приглушённо выбивались ковры. Хлопали двери. Над весёлой стаей мальчишек то и дело взмывал тёмный упругий мяч. Вышел и хозяин Ральфа. Отомкнув дверь дощатого сарайчика, он вывел оттуда видавший виды мотоцикл и прислонил его к стене дома, против своего окна. Окно находилось на втором этаже. Из него высовывалась полусонная морда боксёра, лежавшего на мягком, стёганом тюфячке. - В случае чего сигналь! - без улыбки подмигнул хозяин Ральфу и для убедительности похлопал рукой по лоснящемуся кожаному сиденью. - А то и выдрать недолго! И на экстерьер твой не посмотрю! Несколько дворовых завсегдатаев подошли поближе поинтересоваться машиной. - Не везёт с резиной, - ворчливо, ни к кому не обращаясь, сказал мотоциклист. - Горит! Прямо хоть рекламацию пиши. А задняя комера вовсе на ладан дышит! Он с кислым лицом отошёл подальше в тень, где под развесистой кроной серебристого тополя происходило яростное забивание "козла". И вдруг из ребячьей ватаги раздался чей-то звонкий голос: - Глянь-ка! Тяпка вышел! К машине! Совершенно верно, около мотоцикла неожиданно появился Тяпка. Он сосредоточенно обнюхал переднее колесо, но, видимо не обнаружив ничего примечательного, равнодушно опрыскал его, высоко задрав ногу. Из окошка раздалось угрожающее рычание Ральфа. Однако хозяин, только что начавший новый кон, даже не оглянулся. И только ребята, забросив волейбол, сгрудились кучкой, ожидая дальнейшего разворота событий. С тем же бесстрастным видом Тяпка приступил к обследованию второго колеса. И вскоре наткнулся на нечто его заинтересовавшее. Через узкую щель, между ободом и сносившейся рубчатой покрышкой, вылез наружу кусок камеры, образовав небольшой коричневый желвачок. Тяпка потёрся о желвачок щекой, словно что-то тщательно примеривая, и вдруг сделал судорожное движение челюстями. В этот же кратчайший миг оглушительный удар, словно выстрел зенитки, перекрыл все прочие звуки многоголосого двора. Прервав игру, мотоциклист, будто ужаленный, выскочил из-за стола и бросился к машине. Оглашая двор хриплым басом астматика, в окошке бесновался Ральф в предчувствии жестокой расправы. Восторженно галдели ребята. Впрочем, месть не показалась Тяпке достаточно полной. Он подбежал под самое окно и, яростно откидывая задними лапами песок и мелкие камушки, задрал морду и залился высоким лаем. Кончики его распластанных ушей торжествующе подрагивали. Чего только, должно быть, не наговорил он в эти блаженные мгновения своему надменному оскорбителю! И даже подхваченный в охапку кем-то из мальчишек, быстро увлекавшим его подальше от места происшествия, Тяпка продолжал победно взбрёхивать.
Ответов - 40, стр:
1 2 3 All
SLIKI: Константин Паустовский ДРУЖИЩЕ ТОБИК У писателя Александра Степановича Грина был в тихом Старом Крыму невзрачный пёсик-дворняга Тобик. Пёсика этого вся улица, где жил Грин, несправедливо считала дураком. Когда соседской цепной собаке - лохматому Жоре - хозяйка выносила миску с похлёбкой, Тобик продирался в соседский двор через лаз в заборе, но к миске не подходил, страшась предостерегающего Жориного рыка. Тобик останавливался в нескольких шагах от Жоры, но так, чтобы тот не мог его достать, становился перед Жорой на задние лапки и "служил" долго и терпеливо. Так он привык выпрашивать кусочки еды у людей. Но Жора не давал ему даже понюхать похлёбки. За это стояние на задних лапках перед такой же собакой, как и он сам, люди считали Тобика дураком: зря, мол, старается. Точно так же Тобик выпрашивал кусочки еды у самого Грина, и всякий раз удачно. Хозяин был молчаливый и очень добрый человек. Обращаясь к Тобику, он говорил ему: "Дружище!" Косясь на Тобика, Жора рычал и давился. Он торопливо лакал похлёбку, а глаза у Тобика мутнели от тоски напрасного ожидания. Иной раз даже слёзы появлялись у него на глазах, когда Жора кончал есть похлёбку и тщательно, до блеска вылизывал пустую миску. После этого Жора ещё долго обнюхивал землю вокруг миски - не завалилась ли там какая-нибудь косточка. - Ну и дурак ваш Тобик, - злорадно говорили Грину соседи - Нет никакого соображения у этой собаки. На это Грин спокойно отвечал соседям: - Не дурак, а просто умная и вежливая собака. В спокойствии гриновского голоса слышался нарастающий гнев, и соседи, всю жизнь привыкшие лезть в чужие дела, уходили, пожимая плечами, - лучше подальше от этого человека. Я увидел Тобика после смерти Грина. Он ослеп, как говорили, от старости. Он сидел на пороге глинобитного белого дома, в котором умер Грин, и солнце отражалось в его жёлтых беспомощных глазах. Услышав, как скрипнула за мной калитка, он встал, неуверенно подошёл ко мне, ткнулся холодным носом в ноги и замер. Только старый и пушистый его хвост помахивал из стороны в сторону и поднимал белую известковую крымскую пыль. - Давно он ослеп? - спросил я. - Да после смерти хозяина. Всё тоскует, всё ждёт. Я ожидал, что ответ будет именно таким, так как знал давно, что единственные живые существа на земле, которые умирают от разлуки с человеком, - это собаки. Только один раз за всю жизнь я видел действительно глупую собаку. Это было под Москвой в дачной местности Переделкино. Молодой рыжий сеттер лаял на шишки, падавшие с вершин сосен. Дул сильный, порывистый ветер, и чем сильнее он дул, тем всё чаще падали шишки и тем всё больше разъярялся сеттер. Он свирепо гонялся за шишками, грыз их, мотал головой и отплёвывался. Потом он выбежал за забор дачи в чистое поле, где не было сосен и вообще никаких деревьев и никакие шишки не падали. Он сел среди поля, начал лаять на небо и лаял до рассвета, пока не охрип. По мнению одного поэта - знатока астрономии, он лаял на созвездие Малой Медведицы. Очевидно, он полагал, что все шишки сыплются из этого созвездия. Выражение <собака - друг человека> безнадёжно устарело. У нас нет ещё слова, которое могло бы выразить одновременно самоотверженность, смелость и ум - все те великолепные качества, какими обладает собака. Я точно знаю, что человек, избивающий или мучающий собаку, - отпетый негодяй, даже если собака его за это простила. Не знаю, как вы, а я испытываю величайшую нежность к собакам за их ласковость, за бурные проявления радости и обиды. Невозможно удержаться от смеха, когда видишь, как какой-нибудь Бобик бешено мчится со всех ног, чтобы догнать и облаять самое ненавистное для него изобретение человека - обыкновенное велосипедное колесо. Любите собак. Не давайте их никому в обиду. Они ответят вам троекратной любовью.
SLIKI: Наталия Грудинина ЧЁРНАЯ СОБАКА ДИНКА Я расскажу вам о семнадцатилетнем парне. Его зовут Миша. Он два года сидел в шестом классе, потом ещё два года в восьмом. И всё потому, что ни один предмет его не захватил. И он не мог ещё себе сказать: буду, к примеру, астрономом. А поэтому - буду уже сейчас много заниматься математикой. Что он любил в жизни? Немножко - хоккей. Чуть побольше - выжигать рисунки по дереву. Но долго заниматься ни тем, ни другим почему-то не мог. Мать с отцом по очереди драли его за уши, даже когда он уже получил паспорт. И поделом, надо сказать. Впрочем, появилась-таки у Миши одна привязанность. Шесть месяцев он выращивал щенка - чёрную овчарку по кличке Динка. Динку подарила ему в день рождения тётя Шура, очень серьёзная женщина. И подарок её оказался тоже очень серьёзным. Миша полюбил Динку. Но от этой любви ушам его легче не стало. - Тебе только собак гонять, - ритмично выговаривал отец, дёргая сыновнее ухо. Серьёзное ли дело - собаки? По мнению многих - нет. Но странно одно: хоккей надоедал, а Динка нисколько. Хоть приходилось для неё самому и суп варить, и молоть на кофейной мельнице яичную скорлупу для укрепления щенячьего костяка. И всё это обязательно и ежедневно. И вот случилась неприятность. Динка заболела чумой. Она лежала на сундуке тихая и горячая, положив морду на большие пушистые лапы. Наведалась тётя Шура и сказала: - Чума - болезнь очень серьёзная. Не будь легкомысленным. Сейчас же отдай в ветеринарную больницу. Многие псы после чумы калеками остаются. То нога перестаёт работать, то вдруг весь дёргаться начнёт... И Миша отдал Динку в больницу. Кстати, вы слышали когда-нибудь о такой больнице? Она на окраине города. Вокруг - сад, большие тенистые деревья и очень много травы. Лечат там и коров, и лошадей, и прочую живность. А есть специальное отделение для чумных собак. Они сидят там каждая в своей клетке. Им вводят уколами витамины. Всыпают за щеку порошки, а потом, высоко подняв собачьи головы, приказывают: глотай. Греют больных под солюксом. Приходить к ним надо каждый день, а если по два раза в день - то и совсем хорошо. Во-первых, потому что ни ветеринар, ни зоотехник, ни санитарка делать процедур без хозяев собакам не станут. Чужого собака и укусить может. Ну, а во-вторых, и в главных, животное скорее поправляется, когда часто видит хозяина и знает - не бросил! Это уже замечено, проверено и доказано. В больнице работает доктор Южин. Ему семьдесят лет. Давным-давно пора на пенсию. Но пенсия вообще дело скучное, а для него в особенности. Был когда-то доктор Южин ветеринаром Первой Конной армии. Сам товарищ Будённый за научный подход к лошадям так ему руку жал, что пальцы немели. Под белым халатом доктора - выцветшая гимнастёрка. Он неразговорчив, и любимое его слово - "бывает". Да, бывает, что состарился, что пришлось заняться работой полегче... Бывает, что войны нет, бывает, что не суровые конники летят во весь дух по вздыбленным дорогам, а невоенные, модно одетые люди приводят к доктору своих породистых собак. И люди эти бывают разные. Приходит, к примеру, любитель-охотник и приводит курносую лайку. Он говорит: - Если быстро бегать не будет, усыпляйте. Ведь охотнику собака нужна для дела, да и самой собаке без любимого своего охотничьего ремесла жить будет невыносимо... А недавно пришёл профессор-физик и привёл молодого дога голубой редкой масти. Профессор сказал: - Очень прошу вылечить. Мне эта собака очень дорога. Она на редкость ласковая. Правильно. Собаку надо вылечить. Ласка и доброта помогает людям работать, думать. А думы профессора очень нужны стране. Часто приходят старушки и приносят на руках маленьких псов: шпицев, такс, бульдожек. Они почти всегда одиноки, эти старушки, и сил у них хватает только чтобы о малогабаритных собаках заботиться. И нет в этом ничего зазорного или смешного. И питомцев их надо лечить так же обязательно, как уважать старость. Словом, смотрит доктор зоркими глазами сначала на человека, потом на собаку. И действует, как подсказывает разум и сердце. Собачья больница опрятна и чиста, почти как человеческая. Доктор - человек хлопотливый. По вечерам он задерживается тут на два-три лишних часа. Берёт кисть и подновляет скамейки и стены масляной, краской. Любит, чтобы всё было свежо и ярко. Когда Миша привёл свою Динку, доктор спросил: - Учишься хорошо? - Плохо. - А собаку любишь? - Да. - А для чего тебе собака? - Так... для меня... - Ладно, - сказал доктор. - Твоё место - палата три, клетка восемь. Принеси войлок на подстилку и шерстяной платок, грудь Динки обвязать. У неё лёгочная форма чумы. Ей тепло требуется. Миша проводил в больнице по три-четыре часа. Носил Динке фарш и чай в термосе. Но легче Динке не становилось. Однажды доктор поставил её на стол, долго выслушивал, взял кровь на анализ. Потом сказал: - Будем лечить сном, как человека. Во сне дело быстрее на поправку пойдёт. И потянулись тревожные дни. Собака глотала снотворное и спала. Днём ли, вечером ли придёшь - спит... И, пока она спит, Миша слоняется по больнице, а не то - стоит около доктора, осматривающего новых больных. Стоит и переживает: будут усыплять или лечить? ...Однажды утром подкатила к воротам больницы новенькая малиновая машина. Из неё вышли молодые супруги. Красивые. И одеты красиво. Привезли бородатого жесткошёрстного фокстерьера по кличке Дарлинг, что значит по-английски <дорогой>. Он был парализован - совсем не мог подняться на лапы. Супруги очень огорчались - громко, вслух. Ведь какой игрун был, какой бедокур! Все ботинки, все туфли в доме погрыз, даже модельные босоножки, которые в 40 рублей обошлись. Не беда! Ничего не жаль для Дарлинга. И - вот видите - привезли лечить! Очень далеко ехали, хорошо ещё, что машина своя... Супруги называли Дарлинга всякими ласковыми именами: и ласточкой, и крошечкой, и даже сыночком! И вечером они снова приехали к нему вдвоём, и сетовали, что вот ведь отпуск кончается и что билеты есть на сегодня в театр, но Дарлинг - важнее, пусть театр пропадёт пропадом. И назавтра они тоже приехали утром, а вечером - не подошла к воротам малиновая машина. Доктор постоял у Дарлинговой клетки, поглядел в окно, в длинную перспективу вечерней улицы, и сказал: - Бывает... А потом он подозвал Мишу: - Погрей-ка Дарлинга под солюксом. Твоя Динка всё равно спит. Миша прогрел собаку под круглым стеклянным солнцем, влил Дарлингу в пасть бульона, припасённого для Динки. И потом делал то же самое изо дня в день, потому что малиновая машина так больше и не приезжала. Пока чёрная Динка спала, повязанная крест-накрест тёплым платком, Миша грел и кормил Дарлинга, тот подымал голову ему навстречу, словно спрашивая: <Теперь ты мой хозяин, да?> На одиннадцатый день болезни Дарлинг пережил кризис. Температура у него резко упала ниже нормы. Зрачки закатились так высоко, что между век белели только глазные яблоки. Зоотехник поддерживал Дарлинга уколами камфары. А доктор в какой-то самый опасный, одному ему известный момент вдруг разжал ножом судорожно стиснутые зубы собаки и влил ей в горло полстакана портвейна. Через пять минут собачьи зрачки выкатились из-под век и встали на место. Дарлинг задышал часто и прерывисто, и Миша почувствовал, как медленно и верно начинает теплеть под его ладонями пушистое розоватое тело фокстерьера. - Теперь помочь ему надо с параличом справиться, - сказал доктор и научил Мишу, как массировать Дарлинга и как делать ему лечебную гимнастику. Часами растирал Миша плоские, слежавшиеся мускулы собаки, терпеливо вытягивал ей лапы - то одну, то другую. И с удовлетворением чувствовал, как круглятся и твердеют мышцы, разбуженные руками человека. И вот доктор Южин позвонил по телефону молодым супругам: - Можете забирать вашего Дарлинга... Да, выздоровел. Тут ему один парень здорово помог... Поблагодарить?.. Ну, это уж вы сами сделаете. Молодые супруги приехали взволнованные и очень смущённые. Привезли Мише большую коробку конфет и долго-долго тараторили: мы, мол, не могли приезжать, у нас, мол, отпуск кончился, мы, мол, так много работаем... - Бывает, - сказал доктор Южин и выписал Дарлинга домой. Он хорошо знал, что у таких хозяев здоровая собака как сыр в масле катается, а вот больная-то она вроде бы сразу перестаёт быть нужной. Есть люди, которые идут навстречу только радостям, а от печалей бегут в кусты... После Дарлинга выходил Миша и огромного сенбернара Матроса, у которого хозяйка, актриса, уехала на гастроли, и полосатую боксёршу Патти, к которой ходила восьмилетняя девочка и, ясно же, ничего не могла делать как надо. - Мишка, подсоби! - кивал ему зоотехник, которому не справиться было даже при хозяине с каким-нибудь зубастым лохмачом, не желающим терпеть уколов. Собаки не кусали Мишу, и доктор говорил: - Бывает. Руки у тебя спокойные. Больному спокойствие полезно. А чёрная собака Динка спала уже десять дней, и Миша даже иногда забывал о ней, заверченный водоворотом необыкновенной своей работы. Но вот явился однажды в больницу Мишин отец. - Что это ты, доктор, сына моего на аркане держишь? - хмуро сказал он. - Не можешь собаку вылечить, так усыпи. И освободи мне парня! Ему на лето в школе работа дадена, а он по сей день не принимался. На следующий день Миша не пришёл в больницу. - Бывает, - меланхолично произнёс доктор. - Не пустили, значит... Он снова долго глядел в окно, в длинную перспективу вечерней улицы, словно бы кого-то ожидая, без кого уже как-то и не обойтись... А потом он принёс кисть и густо выкрасил старую стремянку в весёлый, ярко-алый цвет. И, пока красил, всё думал, думал о чём-то своём - немолодом и мудром. В полдень следующего дня Миша всё-таки пришёл к своей Динке, но клетка её была пуста. Бурей пролетел он по отделению, по коридору - двери визжали, лязгали на его пути. Он задел плечом свежевыкрашенную стремянку, и она грохнулась на пол, оставив на Мишиной куртке длинный алый след, словно свежую рану. - Где Динка? - задыхаясь, крикнул он доктору Южину. - Усыпили? - Ты тут обожди, парень, - отозвался доктор, не подымая глаз от карточек историй болезни. А потом не торопясь взял телефонную трубку, что-то кому-то сказал... Миша не Слушал. Он сидел, уставясь в стеклянный шкафчик с хирургическими инструментами. В зеркале стёкол и в блескучем металле ножей и пинцетов отражалось его лицо, такое бледное, что веснушки на нём резко выделялись, словно крошки чёрного хлеба на скатерти... <Усыпили Динку, - колотилось в мозгу. - Усыпили, а может быть, она бы и выжила...> Сколько времени он сидел так - неизвестно. Время для него перестало существовать. И время, и больница, и большие тенистые деревья в саду. Он не услышал, как открылась дверь кабинета, и вздрогнул, когда доктор тронул его за плечо. - На вот тебе Динку. Не горюй!.. Прямо перед Мишей выросла фигура знакомой санитарки. На поводке у неё была собака. Только совсем не Динка. И вовсе даже не похожая. Шотландская овчарка. Глаза сияющие, янтарные, а хвост как у чёрно-бурой лисы. Великолепное, редкой красоты животное глядело на Мишу с любопытством и доброжелательством. - Это... кто? - выдохнул Миша. - Это - для тебя, - ответил доктор. - Её привели сюда усыпить. Хозяин уехал из Ленинграда. Чумой она у тебя не заболеет. Раньше уже переболела. А твою усыпить пришлось. Не жилица она была на белом свете. Я это давно видел. Зови эту Динкой, если хочешь. Я сам не знаю, как её прежде звали. Доктор передал Мише поводок и вышел из кабинета. - Такую душу, парень, как у нашего доктора, ещё поискать надо, - заговорила санитарка. - Он же специально твою Динку на снотворном держал, жизнь ей тянул, чтобы ты надежды не терял, пока он тебе другую собаку подберёт. Понял? Такую хоть сейчас на выставку - медаль обеспечена. Ну, да ты и заслужил! Сколько собак выходил, молодчина ты мой сердешный... Всё ещё молча Миша потянул за поводок. Чудо с янтарными глазами приблизилось и положило ему на колени свою длинную аристократическую морду.
SLIKI: САПЁР Время было раннее, шёл дождь, и в летнем павильоне станционного буфета посетители занимали только три столика. За одним из них сидел мужчина лет сорока. Он сидел наклонившись, лишь изредка бросая взгляд на море. Оно простиралось рядом, за полотном железной дороги. На фоне вспененного моря резко белела скамья с прилипшей к сиденью газетой. Подле мужчины сидела овчарка, рыжая, с белыми пятнами на груди и лапах; треугольники ушей обвисли, как лацканы старого пиджака. Крупная голова овчарки прижималась к коленям хозяина, и вся овчарка была устремлена к нему, явно истосковавшаяся по ласке. При каждом прикосновении жилистой, покрытой светлым пушком руки овчарка подавалась вперёд, стараясь продлить приятное мгновение, и хвост её от удовольствия плавно стелился по полу из стороны в сторону. Шерсть на боках овчарки свалялась, на спине лоснились тёмные мокрые пятна. Кожаный потрескавшийся ошейник вытер и примял широким кольцом светлый ворс. Мужчина поднял голову. В глазах, тёмных, редких для веснушчатого лица, светилась нежность. Рука продолжала мягко поглаживать шерсть на загривке овчарки, и я расслышал несколько раз тихо произнесённое слово: "Сапёр". Подошёл официант. Принёс чай, бутерброд с кетовой икрой и глубокую тарелку с мясным блюдом. - Вообще-то не полагается, - вполголоса сказал официант, но в тоне его не было ни упрёка, ни недовольства. Он выговаривал просто так, для формы. - Да и ни к чему, Виктор Иванович, - добавил официант, наклонив седую голову. - Балуете вы его. - Воскресенье, - отозвался мужчина. - Выходной день. Белая молния полоснула изломанной стрелой и мертвенной вспышкой выбелила всё вокруг. Овчарка теснее прижалась к хозяину. Раскатистой канонадой обрушился гром. - За посуду уплачу, - сказал мужчина. Официант ничего не ответил и шаркающей походкой удалился к буфетной стойке. Мужчина поставил на пол тарелку с мясом и тихо произнёс: - Кушай, Сапёр! Это прозвучало не приказом, не разрешением, а просьбой. Еда была угощением. Овчарка, благодарно взглянув на хозяина, принялась не спеша есть. Хозяин, подперев щёку, смотрел на овчарку. Морщины на его крутом, обожжённом загаром лбу разгладились и белели, как шрамы. Время от времени овчарка отрывалась от еды и поглядывала вверх, как-то странно наклоняя голову набок. - Кушай, Сапёр, кушай, - приговаривал хозяин. Сам он не притронулся ни к чему и только курил. Дождь затих так же внезапно, как и начался, серая бахрома его быстро отступала в море. Снова блеснула молния, но уже далеко, и звуки грома долетели отголоском дальних взрывов. Грозовая туча уходила всё дальше и, уплотняясь, будто упершись в горизонт, густой фиолетовой массой залегла вдали. Мужчина разломил бутерброд, меньшую часть съел сам, а большую протянул на ладони овчарке: - Кушай, Сапёр, кушай. Приблизился официант, издали наблюдавший всю сцену, и молча положил на стол счёт. Мужчина подал деньги и направился, заметно прихрамывая, к выходу. Овчарка последовала за ним. Она была рослой, почти по пояс хозяину, с могучими, крепкими лапами и большой красивой головой. Правый глаз её был закрыт. Мужчина с овчаркой свернули за угол и скрылись из виду. Что-то необычное было в этой странной паре. - Откуда у собаки такое имя - Сапёр? - заговорил я с официантом. Судя по всему, он знал многое о мужчине с овчаркой. Глаза пожилого, немало повидавшего человека внимательно посмотрели на меня. - Вы не ослышались: Сапёром зовут. - Это всё, что он сказал мне тогда. Через несколько дней я покидал станцию Залив. Обычно на запад отсюда уезжали через Владивосток, но я решил садиться в Заливе, на проходящий. На станцию я пришёл загодя и спустился к морю. Там на одинокой скамье я и встретился вновь с пожилым официантом Ефимом Михайловичем Аплачкиным. Низко над морем ярко блестела Венера. Мерцающее дымчатое отражение её пересекало гладь залива, как дорога. Аплачкин смотрел на эту звёздную дорогу, когда я присел рядом и поздоровался. Не поворачивая головы, он молча кивнул в ответ. От папиросы отказался, а когда я прикуривал, взглянул на меня и узнал. - Это вы тогда о собаке спрашивали? Сапёром зовут, Сапёром, - сказал он, будто продолжая только что прерванный разговор. - А хозяина её - Чемерисом, Виктором Ивановичем Чемерисом. Из военного санатория он.
SLIKI: ПРОДОЛЖЕНИЕ * * * Виктор Иванович Чемерис работал в санатории начальником квартироэксплуатационного отделения. Должность соответствовала его профессии. Чемерис окончил строительный техникум, в войну был сапёром. На фронте Чемерис и повстречал рыжую овчарку. Впрочем, сперва она была грязным рыжим кутёнком, отбившимся от матери и хозяев. Солдаты сапёрной роты нашли его в развалинах дома в Сталинграде. Щенка отнесли в овраг, к кухне, накормили, приласкали, и он так и прижился в роте. Долгое время солдаты называли щенка как кому вздумается. Безымянный пёс, заслышав перезвон котелков, стремглав бросался к кухне, усаживался в сторонке и терпеливо ждал, пока растает весёлая очередь и повар вывалит на какую-нибудь дощечку или просто в снег добрую порцию пшённой каши с мясными консервами. Однажды в обеденный час пришёл командир взвода лейтенант Чемерис, высокий, плечистый, с рыжеватым чубом, выпиравшим из-под серой ушанки. Ремень со звёздной латунной пряжкой перетягивал зелёный ватный костюм, сбоку плотно прилегал пистолет в коричневой кобуре. - А этого сапёра почему не кормят? - весело спросил Чемерис. Все рассмеялись и принялись наперебой звать пушистого щенка: - Сапёр, давай в очередь! - Тащи котелок, Сапёр! - Где его посудина? - обратился Чемерис к повару. Аплачкин развел руками: - Нету. Да и не полагается, не полагается возить при кухне собачью миску. - Не полагается? Ну что ж, сам буду носить, - сказал Чемерис и поставил перед чёрным влажным носом овчарки свой круглый котелок. - Кушай, Сапёр! С той поры за собакой и закрепилась кличка Сапёр, а лейтенант Чемерис стал её признанным хозяином. Сапёр ходил за Чемерисом повсюду, спал в его землянке и вместо ординарца выполнял мелкие поручения: подавал сапоги, которые Чемерис по укоренившейся привычке сбрасывал с ног в разные стороны, носил газеты, а потом и письма. Стоило в расположении роты появиться почтальону, как Сапёр низкой, стелющейся рысью бросался к нему навстречу и, нетерпеливо поводя вытянутой мордой, ждал письма для своего хозяина. Почтальон, требовавший от счастливых адресатов: "А ну, дай кусочек самодеятельности!" - заставлял и Сапёра отрывать от земли передние лапы, когда на имя лейтенанта Чемериса приходило письмо. Чемерис уже командовал ротой, когда Сапёр стал всё реже и реже приносить белые конверты. Что уж там случилось в тылу - неизвестно, но переписка и вовсе оборвалась. Напрасно огромная рыжая овчарка с белыми пятнами на груди и лапах вытягивала своё сухое мускулистое тело, просяще и тоскливо заглядывая в лицо почтальону. - Нэма капитану, Сапёр, нэма ничого, - печально говорил почтальон. И Сапёр, опустив пушистый, чуть изогнутый хвост, возвращался ни с чем и молча укладывался у ног хозяина. - Забыли нас, Сапёр, а? - спрашивал Чемерис и, размеренно поглаживая крупную голову овчарки, приговаривал: - Ничего, Сапёр, будет и на нашей улице праздник. Но, видимо, капитан Чемерис и сам не верил в свои слова. И всё же праздник наступил, но лишь для Сапёра. Это произошло зимой, в феврале, в районе Витебска. Рота Чемериса восстанавливала повреждённое артиллерийским обстрелом минное поле перед нашим передним краем. Дивизия занимала оборону в небольшом районе, прозванном солдатами чёртовым мешком. День и ночь среди голых, изрытых окопами высот и в топкой низине с поредевшей, иссечённой и изрубленной рощицей рвались снаряды и тяжёлые мины. Капитан Чемерис с солдатами работал на нейтральной полосе. Сапёр, по обыкновению, ожидал своего хозяина в первой траншее, примостившись рядом с наблюдателем, солдатом Расторгуевым. (Расторгуев страдал ревматизмом и не мог ходить на задания.) В четыре часа утра пришёл повар ефрейтор Аплачкин. Он и в окопе держал себя, как некогда у раскалённой плиты, - откинув назад голову. Аплачкин сбросил с плеч термос с горячим чаем и, тяжело отдуваясь, стал свёртывать цигарку. - Почта так и не приходила? - спросил Расторгуев. - Принёс, - ответил, придыхая, Аплачкин и достал из-за пазухи тощую пачку конвертов. Овчарка подняла голову и уставилась на Аплачкина. - Есть, - успокоил тот. - И капитану нашему, Чемерису, есть. Услышав знакомое имя, Сапёр нетерпеливо толкнул носом в грудь сидевшего на корточках Аплачкина. Тот опрокинулся на спину. - Обалдел, что ли? - разозлился Аплачкин. Но Сапёр продолжал наступать молча, без единого звука, только обнажив острые клыки. Хвост поднялся и загнулся кверху. - Будь ты неладен... - выругался Аплачкин и, перебрав пачку, протянул письмо. Сапёр мягко схватил конверт и лёгким прыжком вскочил на бруствер. - Куда! - опомнился Аплачкин, но Сапёр уже исчез в темноте. - Эх, Ефим Михайлович, - в сердцах сказал Расторгуев, - загубили вы Сапёра, подорвётся он. Мин тут, наших и германских, как пшена в вашем рататуе. Но Сапёр, продвигаясь по следу хозяина, благополучно миновал все опасности. Там, где след превращался в сплошную борозду, Сапёр прижимался и полз. Чемериса неожиданно ударили по ноге, и он оглянулся. Позади темнела огромная голова с острыми ушами. Два мерцающих глаза и что-то белое, плоское. Чемерис сразу понял, в чём дело, и, притянув к себе голову овчарки, шепнул в самое ухо: - Дай. Чемерис на ощупь убедился, что в руках у него толстое письмо, и спрятал его через отворот полушубка в гимнастёрку. "Дорогой ты мой Сапёр! - ласково подумал Чемерис. - Спасибо тебе". И жестом приказал: "Назад, место!" - Ползёт кто-то, - предупредил Расторгуев. Аплачкин встал рядом и тоже всмотрелся в темень. Наконец и он разглядел что-то чёрное, быстро выраставшее на светлом снежном настиле. Вот вспыхнули и снова погасли два огонька. "Сапёр!" - облегчённо вздохнули оба солдата. Через минуту Сапёр сидел рядом, высунув трепещущий язык. - Вот сукин сын! - беззлобно выругал Сапёра Аплачкин и погладил жёсткую шерсть на холке. Овчарка, чувствуя недавнюю вину, разрешила приласкать себя, затем улеглась и зажмурила глаза. Прошло с полчаса, когда Сапёр вдруг встрепенулся и завилял хвостом. - Наши идут, - уверенно сказал Расторгуев. ...Самодельная жестяная кружка из консервной банки давно перестала дымиться в ногах капитана Чемериса, а он, привалившись к мёрзлой глине окопа, прикрыв полой измазанного полушубка жёлтый свет фонарика, всё читал и перечитывал длинное, самое длинное за всю войну письмо. Сапёр преданно и довольно следил за хозяином, ожидая заслуженной благодарности. Он несколько раз тронул лапой сапог, пока Чемерис не обратил на него внимание. - Хорошо, Сапёр. Хорошо... И Чемерис погладил массивную голову Сапёра. ...Оттаяли мёрзлые комки на брустверах траншей, отшумели под солдатскими сапогами весенние потоки, высохли раздавленные гусеницами и колёсами фронтовые дороги. Остались позади белорусские леса и болота, отплыли литовские тракты. И снова наступила зима, но уже прусская: тёплая и мокрая. Гитлеровцы держались за свои фамильные фольварки, остроконечные кирхи и охотничьи угодья. Они опоясались многокольными рядами колючей проволоки и густо засеянными минными полями. Рота капитана Чемериса получила приказ сделать несколько проходов во всю глубину нейтральной полосы - от своих траншей к немецким. За час до полуночи сапёры один за другим перевалились через бруствер и бесшумно поползли вперёд. Ушёл с ними и Чемерис. Сапёр остался в траншее, чутко прислушиваясь к фронтовой ночи. То и дело взлетали ракеты, проплывали изогнутые трассы разноцветных угольков пулемётных очередей, выли и с треском лопались мины. Сапёр лежал спокойно, лишь жмурил глаза при каждой вспышке осветительных ракет-фонарей. Покачиваясь на тонких стропах парашютиков, они опускались вниз, искрящиеся, ослепительно белые, волоча за собой редкие голубоватые хвосты дыма. Вдруг ракеты стали взлетать чаще, в небе сразу повисло десятка два ярких фонарей. Сотрясая воздух, гулко забили крупнокалиберные пулемёты, рванулись автоматные очереди. Натужный вой мин слился с жаханьем и грохотом разрывов. - Накрыли, - прошептал Расторгуев. - Эх, напасть какая! Последние слова он прокричал. Таиться уже не было смысла: для прикрытия сапёров ударили наши орудия. Овчарка заволновалась, будто почуяв беду. В разных местах в траншею скатывались солдаты, переведя дух, отчаянно ругались и, роняя зёрна махорки, свёртывали огромные цигарки. Осторожно на руки товарищей спустили раненых. Когда собрались почти все, кто-то спросил: - А капитан где? Чемериса не было, не возвратились с ним ещё четверо. Трое солдат, не сговариваясь, аккуратно пригасили самокрутки и уползли на помощь. Один из них не вернулся, двое, помогая друг другу, в изорванных, вспоротых осколками полушубках, дотянулись до окопов, но перевалить через бруствер уже не смогли, не хватило сил. - Эх, напасть какая! - сокрушённо повторил Расторгуев и, кряхтя, полез наверх. Когда прошло полчаса, все поняли, что ждать Расторгуева нечего. - Придётся пересидеть, - тихо произнёс черноусый сержант. Постепенно пальба затихла; всё реже вспыхивали ракеты. Новая спасательная группа изготовилась к вылазке, когда послышались странные звуки, будто волоком тащили нелёгкий груз. - Сапёр! Сапёр всё ближе подтаскивал грузное тело капитана Чемериса, уцепившись за ворот его телогрейки. Солдаты бросились на подмогу. Чемериса уложили на дне окопа. - "Сюрприз", - прошептал кто-то. Все тотчас взглянули на ноги капитана. Правая вместе с сапогом была срезана у щиколотки противопехотной миной с праздничным названием: "Сюрприз". Чемерис, не открывая глаз, сдавленным голосом позвал: - Сапёр! Лишь теперь все обратили внимание на исчезновение овчарки. - Сапёр, - снова позвал Чемерис. Лицо его, серое, в копоти, выражало странное спокойствие. - Придёт сейчас, - отвлекая, сказал фельдшер, осматривавший капитана. Затылок раненого был в липких сгустках. Фельдшер озабоченно нахмурился. Санитар подал тампон, и фельдшер осторожно, поглядывая в лицо Чемериса, стал вытирать кровь. Солдаты напряжённо следили за рукой фельдшера. Вдруг губы его дрогнули, и он облегчённо вздохнул: то была чужая кровь. - Шапку, - бросил фельдшер. К нему сразу протянулось несколько рук с шапками, но фельдшер надел на Чемериса свою шапку, будто командовал лично себе. После этого фельдшер принялся обрабатывать искалеченную ногу. Голенище он разрезал и отбросил в сторону, прямо к ногам черноусого сержанта. Тот отодвинулся, чтобы ненароком не наступить, будто это была не кирза, а человеческая кожа. - Сапёр, - опять позвал Чемерис и открыл глаза. И, словно лишь сейчас услыхав зов, сверху обрушилось гибкое могучее тело овчарки. Она раздвинула столпившихся солдат и уселась рядом с Чемерисом. И все одновременно увидели в крепких челюстях кирзовый опорок с застывшим в нём оранжево-красным месивом. Сапёр принёс это, как обычно приносил хозяину его сапоги. Никто не решился скомандовать: "Дай!"2 На это имел право только капитан Чемерис, хотя то, что принёс Сапёр, уже не принадлежало ему. - Дай, - без всякого выражения произнёс Чемерис. Опорок мягко упал на землю. - Перевяжите его, - тихо потребовал Чемерис. На месте правого глаза Сапёра чернела запёкшаяся рана. Закончив бинтовать ногу, фельдшер коротко бросил санитару: - Носилки. - Перевяжите его, - твёрдо повторил Чемерис, он уже не закрывал глаза и не жмурил их. Боль замерла, чтобы потом, позднее, терзать ослабевшее тело. Фельдшер взглянул на Чемериса и молча стал обследовать овчарку. Она вдруг сделалась послушной, как тяжело больной ребёнок, и тихо заскулила. Двое солдат подняли носилки с раненым и двинулись по узкому извилистому проходу. Сапёр непривычно наклонил забинтованную голову и неотступно шёл за ними. Никто не пытался удержать его. Когда уже в медсанбате капитана Чемериса вносили в санитарную машину, врач в белом халате с туго закатанными по локти рукавами притопнул ногой: - Пошёл вон! Но Сапёр, не обратив на это никакого внимания, впрыгнул в кузов "санитарки" и уселся рядом с носилками. Его пытались выгнать, но ощетинившаяся огромная овчарка с забинтованным глазом выглядела столь грозно, что дотронуться до неё было страшно, а крики не оказывали никакого воздействия. - Принесите-ка палку! - распорядился врач. Но в это время раздался предостерегающий крик: - Воздух! В небе угрожающе завыли "хейнкели". - Ну вас! - нетерпеливо засуетился шофёр. - Едем или нет? Врач, сдавшись, махнул рукой: - Чёрт с ним, в госпитале отделаются. Но в госпитале от Сапёра не отделались. Чемерис, очнувшись после операции от наркоза, позвал овчарку. Он не успокоился, пока её не впустили к нему. Сапёра предварительно искупали и сменили повязку. Он терпеливо вынес процедуры, инстинктивно чувствуя, что иначе его не допустят к хозяину. Так они и лечились вместе в одном госпитале, капитан Чемерис и овчарка Сапёр. Сапёр поправился после ранения быстро, но долго не мог привыкнуть смотреть на мир только одним глазом. Постепенно он освоился со своим положением и с новыми, отличными от фронтовой жизни условиями. Сапёр стал заметно общительнее и добрее, особенно к людям в белых халатах, но навсегда сохранил неприязнь к белым закатанным рукавам. Его знали и любили во всём госпитале, баловали лакомыми кусочками, играли с ним. Сапёр возился с удовольствием, но ни за что не выполнял команды: "Взять!" Однажды у него на виду бросили колбасу: "Сапёр, взять!" Но Сапёр улёгся на траву, положил голову между вытянутых лап и тихонько, тоскливо завыл, вспомнив что-то далёкое-далёкое... Из госпиталя Чемерис выписался спустя два месяца после войны. Он долго не мог решить, куда ехать, а тут подоспело письмо от бывшего ротного кашевара Ефима Михайловича Аплачкина. Он демобилизовался и вернулся к себе на маленькую станцию неподалёку от Владивостока. * * * - Я в ту пору демобилизовался уже, подчистую ушёл. - Мой собеседник сожалеюще вздохнул. - Домик у меня тут. Вдвоём с женой, одни мы. Сынок в Силезии навечно полёг. Не приходилось в тех краях бывать?.. И мне тоже... Простите, величать вас как по имени и отчеству? Я назвался, но Аплачкин, как и прежде, обращался ко мне безлично. - Ну вот. Уговорил я капитана. Выдали ему документы до станции Залив Приморской железной дороги. И на Сапёра выдали. От сопровождающей сестры капитан отказался, а за счёт этого, значит, выпросил литер на "служебную собаку-санитара породы восточноевропейская овчарка по кличке Сапёр". Сперва у меня жили, потом капитан свою квартиру получил. Из-за каменистого мыса нарастал шум поезда. Пора было собираться. - И поныне живут они вместе, капитан с Сапёром? - А кто ж их разлучит?
SLIKI: Сказка о забывчатом щенке. Утром щенок проснулся и захотел есть. Он побежал к хозяйке, но вдруг забыл, как надо сказать по-собачьи, что он голоден. Поэтому хозяйка не поняла, зачем он пришел, и щенок с плачем выбежал во двор. Во дворе он увидел гнедую лошадь. - Ты чего плачешь? - спрашивает его лошадь. - Я плачу, потому что очень хочу есть, - отвечает щенок, - но забыл, как по-собачьи попросить. - Не плачь, - говорит лошадь, - я тебя научу, как надо просить. Скажи: "И-го-го", - и тебе сразу дадут есть. - Что ты! Щенки не ржут, - заплакал пуще прежнего щенок и побежал дальше. На лужайке он встретил черную корову. - Ты чего плачешь? - спрашивает его корова. - Я плачу, потому что забыл, как просят, есть, а я очень голоден. - Стоит из-за этого плакать. Скажи: "Му-уу!" - тебе сразу дадут есть. - Щенята не мычат. Они говорят по-другому, - сказал он и побежал в поле. Услыхала овца, что щенок плачет, и спрашивает: - Ты чего плачешь, щенок? - Я забыл, как собаки просят, есть, - твердит свое щенок. - Идем, я тебя научу, - сказала овца. - Скажи: "Ме-е-е!" - и тебе сразу дадут есть. - Нет, нет! - закричал щенок. - Это только овцы блеют. Щенки говорят по-другому. И он побежал обратно к дому. У забора щенок увидел белую курицу. - Чего ты плачешь? - спрашивает его курица. Когда щенок сказал ей, почему он плачет, курица стала его утешать. - Сейчас тебе дадут поесть. Скажи только: "Кудах-тах-тах", - сказала она. - Нет, что ты! Щенки не кудахчут, - залился слезами щенок, - а как они говорят, я забыл. И он побежал дальше. Но тут вышел из конуры черный мохнатый пес и сказал: - Один я тебе скажу, как надо голодному щенку попросить есть: пойди в кухню к хозяйке, которая сейчас готовит ужин и скажи: "Гав!" - Вот это верно! - обрадовался щенок. - Так и только так просят есть! Он побежал в кухню и жалобно стал просить: - Гав-гав-гаав! Девочка поняла, что щенок сильно проголодался. - Бедный щенок! Почему ты целый день молчал, что хочешь есть? И маленькая хозяйка налила щенку полную миску теплой похлебки. Щенок все вылакал и больше уже не забывал, что надо говорить, когда захочешь есть. "Гав, - говорит он, - гав!"
SLIKI: Собака с внешностью льва, большой душой и преданным сердцем. Душераздирающий вой разбудил дачный поселок, в нем было столько горя и боли, что даже самые бесчувственные содрогнулись. А многие, разбуженные воем, так и не уснули до утра. Нарушителем ночной тишины был громадный рыжий пес, который сидел возле дома и выл, как бы взывая о помощи. Но кто, кто мог помочь ему. Люди - не боги, они себя-то не всегда понимают, а где уж понять душевную боль собаки. Несколько лет назад в теплые дни золотой осени, в разгар бабьего лета, на дачу привезли месячного щенка леонбергера. Это было лохматое маленькое чудо по кличке Раджа. Серо-рыжеватый, с черной маской, шустрый, любопытный и, как все щенки, немного неуклюжий. Он рос всеобщим любимцем. То ли от врожденных качеств, то ли от склада характера, но щенок удивлял всех. Уже в месячном возрасте, подражая большим собакам, он проявлял качества настоящего сторожа. Всех приходящих на участок щенок внимательно осматривал, обнюхивал, а когда ему казался посетитель подозрительным, малыш угрожающе рычал, а потом начинал громко лаять. К членам семьи Раджа относился по-разному. Хозяином и другом леонбергер выбрал спокойного, немногословного бородатого мужчину, он по профессии был врач, много курил, и от него всегда пахло табаком и лекарствами. Внешняя суровость хозяина импонировала псу, между ними сразу возникло чувство взаимопонимания. Раджа очень любил ходить с хозяином на прогулки в лес и в поле, бродить по болоту или купаться в пруду. А какие были замечательные вечера, когда хозяин садился на крыльцо, курил, а Раджа укладывал свою большую голову к нему на колени, и они вместе вслушивались в ночную тишину и любовались звездами, каждый думал и мечтал о своем. Это были незабываемые, счастливые мгновения. Жену хозяина Раджа тоже любил и слушался. Она была добрая и веселая, от нее исходила какая-то необыкновенная энергетика, которую чувствовали все окружающие. С ее появлением дом оживал, у всех поднималось настроение, даже на лице хозяина появлялась улыбка, и он становился более разговорчивый. Очень любил Раджа дочь хозяина, она была его большим другом и партнером по играм. Только с ней пес позволял себе раскрепоститься, сбросить маску строгости и неприступности, превращаясь в озорную, игривую собаку, способную на безрассудства. Он всегда заранее чувствовал ее приезд и встречал радостными песнями на свой манер. Ее приезд для него был всегда праздником. Сын хозяина с женой и дочерью приезжали на дачу крайне редко. Раджа знал их и позволял свободно перемещаться по охраняемой им территории, время от времени показывая, что они здесь гости и радости от их присутствия он не испытывает. Соседку по участку и ее семью считал врагами. Одно ее появление около забора вызывало у собаки приступ бешенства. Время от вренин ходил вдоль забора и порыкивал, давая понять, что присутствие этих людей на охраняемой территории недопустимо. А еще у Раджи был дружок Кузя - маленький рыжий котенок. Откуда хозяин принес его, никто не знал, но чувствовалось, что жизнь его прежде была не сладкая. Он был такой худой, что того и гляди ребра проткнут тоненькую шкурку. Мордашка у него была с громадными зелеными глазами и с общипанными бровями и усами. Котенок не умел даже мяукать, а нормальный пищи никогда не ел. Кузя не претендовал ни на что. Он был доволен всем и рад, что у него наконец появились дом и друзья. Большой пес и крохотный котенок стали неразлучными друзьями. Раджа милостиво разрешал Кузе участвовать в прогулках вместе с хозяином. Это была потешная картина, если смотреть со стороны, как громадный Раджа и малюсенький Кузя шествуют друг за другом или Кузя идет между лап собаки. Пес даже разрешал котенку есть из своей миски, обычно для всех это было запрещено. В холодные вечера собака грела котенка, пряча его между лап. На даче частенько бывало многолюдно. Приезжали дети и внуки хозяина, а также друзья и родственники. Хозяин знакомил Раджу с приезжающими, и пес, не теряя бдительности, терпел их присутствие, не допуская фамильярности. Из всех, кто приезжал на дачу, собака невзлюбила внучку хозяина - капризную и строптивую девчонку, которая всегда всеми командовала, неважно, кто это - родители или собака, и тискала Кузю. Раджа недоумевал, как хозяин все эти капризы терпит. Когда никого поблизости не было, пес порыкивал на нее и старался тихонечко прикусить - повоспитывать. Если больше некому, тогда он займется ее воспитанием. Шло время, неуклюжий щенок превратился в красавца леонбергера. Во время прогулок не было ни одного человека, который не обратил бы внимание на рыжего красавца пса, похожего на льва, с царственным видом и грациозной легкой походкой. Ни летняя жара, ни лютый холод не оказывали влияние на поведение и охранные качества Раджи. Он честно выполнял свои обязанности, ни одна душа не могла проникнуть на территорию, охраняемую им. Да и не нашлось ни одного смельчака, кто бы хотел испытать судьбу, помериться силой с Раджой. Слава о красавце стороже распространялась очень быстро. Непередаваемо волнительные минуты были и тогда, когда вместе с хозяином они участвовали в престижных выставках высокого ранга, получали награды и титулы. Трудно сказать, кто кого выставляет - хозяин Раджу или наоборот. Оба были взволнованы и довольны друг другом. На стене в комнате хозяин повесил все розетки и медали, рядом стояли и кубки, завоеванные Раджой. Со временем у него появились дети, которые, как и он, на выставках получали наивысшие оценки и титулы. Несколько его щенков жили за границей, и это печально, он не сможет узнать об их успехах. Встречая на выставках своих детей, он издали наблюдал за их успехами. И сердце его наполнялось радостью и великой гордость за свое потомство. Дни летели за днями. Месяца поочередно сменяли друг друга. Время шло. Раджа матерел. Невзирая ни на что, в гомоне звуков пес легко определял знакомые. Раджа отлично знал звук мотора машины хозяина, его чуткое ухо задолго слышало ее приближение. С радостным повизгиванием и поскуливанием встречал он хозяина у калитки. Но что-то случилось. Много дней уже хозяин не приезжает. Такого еще ни разу не было. Раджа ждал молча, прислушиваясь к проезжающим машинам. Он потерял аппетит и покой. Все ему было не в радость. Холодная тоска заползла в его душу. Ныло сердце, хотелось выть, но он молчал и ждал, четко выполняя свои обязанности. Разве мог Раджа знать, что его хозяин борется с тяжелым недугом. И ставка в этой борьбе - жизнь. Врачи и жена не отходят ни на минуту от его постели. Кто победит в этой схватке за жизнь, увы, никому не известно. Вот и кончилась осень, наступила зима. Середина декабря, а снега как не было, так и нет. Моросит противный, нудный дождь, как будто кого-то оплакивает. Лес стоит черный, словно в траурной одежде. Чуткое ухо слышит знакомый рокот мотора. Приехал хозяин с женой. Раджа не узнает своего друга. Что с ним стало? Побледнел, похудел, усилился запах лекарств, и все больше он лежит в постели и реже выходит из дому. "Но сегодня - о, радость, - думал Раджа, - наконец пошли с хозяином и его друзьями в лес". Выглянуло солнышко, пригрело лес, и он, как бы почувствовав последнее тепло, приосанился, принарядился, сверкнул гроздьями рябины, выглядел не таким уж мрачным. Все это внушало какую-то надежду на лучшее будущее. Гуляли долго, обошли все любимые места, поле и пруд, посидели под дубами. Когда хозяин пошел на станцию провожать своих гостей, у Раджи защемило сердце, как бы предчувствуя беду. Со станции хозяин не вернулся... Посадив друзей на электричку, он сел на лавочку и уснул вечным сном. Жена хозяина оцепенела от горя. Спустя некоторое время она сидела на крыльце, как раньше сидел хозяин, и что-то невнятное бормотала, по лицу ее текли слезы. Пес пытался успокоить ее, тыкаясь в руки и слизывая соленые слезы с лица. Она не замечала его стараний, все рыдала и рыдала. Вдруг на какой-то миг рыдания утихли, и Раджа услышал слова, обращенные к нему. "Остались мы с тобой одни, теперь ты мой защитник, нет больше моего любимого", - сказала женщина и снова зарыдала. Смысл слов дошел до собаки не сразу. А когда Раджа понял, что потерял друга-хозяина, раздался в ночи тот душераздирающий вой. Под утро пошел снег, он запорошил морду собаки, которая оплакивала своего друга. Серебро снежинок, растаяв, так навсегда и осталось на черной маске леонбергера. Это серебро, как траур о своем друге, Раджа будет носить до конца своей жизни. Галина КУЗНЕЦОВА
SLIKI: Добрейшей души человек - Юрий Иванович. История, о которой я хочу рассказать, произошла под Юхновом в Калужской области, недалеко от места впадению Угры в Оку. Течение там быстрое, вода чистая, лес, грибы, ягоды - прекрасное место для отдыха. К слову сказать, именно там произошло "великое стояние на Угре" русских и татаро-монгольских войск. Приехали мы на несколько дней в туристический лагерь Подольского электромеханического завода отдохнуть и заодно навестить знакомых. С нами наши собаки - немецкий короткошерстый охотничий курцхаар Стелла и ротвейлер Джонсон (по-домашнему Сынок). По дороге мы заехали на рынок и купили живого поросенка - хотели оставить его в лагере на воспитание, благо пищевых отходов там было много. Но по своим повадкам этот поросенок оказался "не совсем поросенком". Поместили его в маленькой сторожечке, где стояла старая армейская койка, на которой лежал старый матрас. Первое, что сделал поросенок - прыгнул на матрас, как собака, выбрал местечко поудобнее и улегся. Так в дальнейшем он и спал, на матрасе. Дверь в сторожку всегда была открыта, и поросенок мог спокойно выходить поесть, погулять и возвращался обратно на матрас. Назвали его Юрием Ивановичем в честь одного нашего знакомого. Домики, где мы жили, стояли на пригорке, а будочка, в которой Юрий Иванович обитал "за сторожа", стояла ниже, ближе к реке. Однажды пошли мы всей компанией с собаками на реку, подходим к будочке и вдруг, из нее вылетает розовое, совершенно чистое существо, почти игрушечное, и с повизгиванием устремляется к нам. Собаки, конечно, по началу опешили, но потом поняли, что перед ними маленькое животное, не способное причинить им вред. Юрий Иванович подбежал и остановился, собаки немного напряглись. После короткого знакомства поросенок начал играть с собаками, как играл бы щенок - подбежит, отскочит и т.д. Так началась собачья-поросячья дружба. Удивительно, что собаки восприняли поросенка совершенно нормально, -ведь Стелла собака взрослая, специально травленная на кабана в охотничьем хозяйстве, обкатанная и, казалось бы, поросенок должен был представлять для нее добычу. В то время было ей пять лет, и была она активной охотницей. Юрий Иванович оказался настолько веселым, жизнерадостным, "добрейшей души человеком", что собаки не обижали его. Более того - они к нему просто привязались. Когда Нюре ставили еду, Юрий Иванович просто выталкивал Нюру своим рыльцем из миски, и та терпела. Видя, что Стелла отправляется к миске, Юрий Иванович вставал и направлялся туда же. Поросенок практически не отходил от собак, весело играл с ними. Следует заметить, что у подрастающего животного, с детства лишенного матери, срабатывает рефлекс, который заставляет его выбирать "маму" и всюду за ней ходить. Так вот, Юрий Иванович "мамой" выбрал ротвейлера и таскался за ним хвостиком - куда собака, туда и поросенок. У Стеллы же он, будучи по существу еще молочным поросенком, пытался отыскать соски, что вызывало у ни разу не щенившейся собаки неподдельное изумление. Хотя, видимо, некоторые материнские чувства в ней пробуждались, и она воспринимала поросенка, как своего члена стаи. Ребята из компании" сразу стали любимцами всего лагеря, а народа там было предостаточно. Компания свободно бродила по окрестностям, и как только они появлялись, все бросали свои дела (чистить грибы, рыбу и т.д.) - и шли смотреть на веселую троицу. У детей они вызывали настоящий восторг. И хотя собаки бродили по лагерю свободно, без намордников, никаких неприятностей не было. Справедливости ради, нужно сказать, что собаки наши дружелюбны и хорошо обучены, знают, на кого можно гавкнуть, а на кого нет, и в какой ситуации. Поиграв с собаками целый день, Юрий Иванович отправлялся к себе в сторожку на ночлег, и мы специально ходили смотреть, как ловко он запрыгивает на довольно высокую, сантиметров шестьдесят, кровать. Вопреки существующему мнению, свинья очень аккуратное животное - наш поросенок никогда не гадил не только на кровати, но и вообще в будочке и всегда ходил чистым, хотя никто его специально не мыл. Погостили мы в лагере, к сожалению, недолго, уехали по своим делам, и что стало с Юрием Ивановичем в дальнейшем нам неведомо. Размышляя сегодня над этим случаем, можно определенно сказать, что дело не только в правильном воспитании отдельной собаки (что, конечно, важно), но и в условиях ее жизни. Что под этим я подразумеваю? Стелла у нас "девушка" всеядная, она ест все - помидоры, огурцы, бананы, грецкие орехи и т.д. Причем, последние выгрызает очень аккуратно, оставляя одни скорлупки. Порой, может украсть еду. Джонсон же устроен по-другому, он очень воспитанный пес. Если принести мясо и поставить сумку, то он ляжет ее охранять, -ведь Стелла вполне может не только стащить что-то со стола, но и в сумку залезть. Джонсон ни разу не позволил себе ничего подобного. Как-то он охранял, порыкивая, от нее даже арбуз - знает, с кем имеет дело. Стелла, в свою очередь, учила Джонсона работать на охоте, хотя ротвейлеру это, вроде бы, и ни к чему. Иной раз их конкуренция доходила до того, что мы получали довольно помятую утку. В результате получается отличное сочетание совместного проживания собак. К сожалению, ритм жизни человека таков, что собака частенько остается дома в одиночестве, это сказывается на ее психике. Вдвоем же собакам не скучно, они общаются, вырастают более добрыми и даже коммуникабельными, если это слово применимо к собакам (а думается оно к ним вполне применимо). Наверное, чтобы растить собак, нужно чтобы их было хотя бы две, но понятно, что зачастую бывает тяжело содержать и одну собаку. Сейчас у нас уже три собаки - взяли Джонсону подружку. Втроем им будет общаться еще веселее. Виктор НАХАЕВ
SLIKI: Спасибо, что вы меня не съели Во время войны мои бабушка и дедушка страдали от голода, как и все остальные. Они окончательно похудели, надежды выжить не осталось. У них была собачка Медя- маленькая дворняжка. Другие бы уже давно её съели, но бабуля и дедуля любили её как дочурку. И вот в один прекрасный день эта маленькая собачонка спасла им жизнь. Она сумела пробраться во вражеский колбасный цех. Благодаря своим крошечным размерам Медя осталась незамеченной, тихо украла колбасу и убежала. Сама была тощая и голодная, но колбасу не съела, а принесла хозяевам. С того дня собачонка периодически бегала <<на точку>> и воровала колбасу. Так прошел голод. Потом, когда бабушка и дед рассказывали эту историю людям, никто не верил. А собачка была верна хозяевам до конца жизни и умерла в возрасте 12 лет. Бабушка потом говорила моей маме, что Медя спасла их в благодарность за то, что её не съели (в селе в то время не осталось ни одной собаки), за то, что всегда её любили. А в нашем семейном альбоме есть старая фотография – единственная, на которой запечатлена Медя. Её умная и смешная мордочка смотрит на нас маленькими преданными глазами. Историю рассказала РАДУСЯ
SLIKI: Пёс за пять минут съедает дерево Прочла недавно анекдот. Идет два новых русских, один с бультерьером, другой – с таксой. Спорят, кто кому горло перегрызёт. Спускают с поводков. Довольная такса мигом перегрызает горло бультерьеру. -Продай за пять тысяч баксов, - просит хозяин бультерьера. -Не смеши, пять тысяч крокодил стоит, а ещё пластическая операция… Этот грустный анекдот, с жертвами, точно про нашу собаку – подростка по имени Адидас, породы такса. Упитанного щенка подарили нашей семье на пикнике, где мы восторгались его резвым нравом, красотой, игривостью и быстрой реакции. -Берите, берите, - как-то слишком поспешно согласились хозяева. На вопрос, что милая такса предпочитает из еды, был дан смешной ответ: туфли, сапоги одеяла, игрушки. Все весело посмеялись, Адидас проворно запрыгнул на заднее сиденье автомобиля, и мы поехали домой. В течении недели в квартире было сгрызено всё, до чего смог достать пронырливый нос Адика. Ни одной игрушки не осталось, зато повсюду валялись бесформенные разноцветные пластмассовые куски. Тапочки, туфли, кроссовки, сапоги, даже если с виду производили впечатления целых, при надевании обнаруживали рваные дыры в самых неожиданных местах. Домочадцы слегка приуныли. Вскоре предметы, годные для сгрызания, закончились. Муж на работе напилил ровненькие чурбачки, и, уходя утром на работу и в школу, мы плотно закрывали комнаты, оставляя таксу в коридоре наедине с чурбачками. Уже придя на обед, можно было полюбоваться плутоватым видом Адидаса и подом, засыпанным ровным слоем мелких опилок. Одного чурбачка нашему бандиту хватало на пять минут. Спустя примерно месяц, показавшейся нашей семье годом, в Адидасе проснулся звериный инстинкт, генетический. Он вспомнил, что таксы – норные собаки. Запор на комнате поддался неудержимому напору, щенок проник в гостиную и метким взором окинул мягкое кресло. Придя вечером домой с работы, мы застали Адика в норе – кровожадно выгрызенном отверстии в любом кресле. Пес, хвастаясь норой, откровенно недоумевал, почему у обитателей квартиры на лицах было написан, мягко говоря, неудовольствие? Разозлившийся папа прицельно метнул в собаку роликовые коньки. Квадратного метра обоев как не бывало, коньки вдребезги, Адику – хоть бы что. В полной мере охотничий инстинкт нашего спиногрыза раскрылся в деревне, куда мы опрометчиво привезли Адидаса, надеясь, что хотя бы часть своей подростковой энергии он потратит на природе. Дом, огромная лужайка, маленький водоёмчик – и упитанные, вальяжные, непуганые домашние утки. Сделав стойку и победно повизгивая, пёс бросился к уткам, только уши развевались по ветру. Отреагировал на инстинкт только дед, так как утки принадлежали соседям и скандал пришлось бы улаживать ему. Но скорость деда и скорость Адидаса оказались неравны. Полузадушенная птица была с гордостью выложена к ногам нашего папы. Видимо, после случая с креслом лидером в семье считается он. Не тратя времени даром, пёс рванул за следующей жертвой. Дети делают искусственное дыхание первой утке, а наш таксер, легко обходя препятствие в виде деда, тащит вторую Всего было поймано четыре птицы. Их реанимировали и с извинениями вернули соседям, а Адидас на полдня был заперт в сарай к овечкам, для остраски. Вечером собрался "совет в Филях". Решалась участь Адидаса. Честно скажу, что приговор <<казнить>> выдвигался, но не был поддержан большинством голосов. "Отдать в хорошие, но строгие руки" - был вынесен окончательный вердикт. Обзвонив друзей и знакомых, мы вычислили молодого человека, охотника, живущего в частной усадьбе, имеющего таксу – девочку и горящего желанием приютить нашего мальчика. Когда охотник пришёл к нам за собакой, у домочадцев подозрительно блестели глаза. Парень счёл наши слёзы слезами боли от расставания с четвероногим другом, а мы всё четверо, даже четырёхлетний сын, лишившийся за несколько месяцев всех до единой игрушки, не могли сдержать лёз облегчения и радости… Адидас возмужал, стал отцом многочисленного семейства. Когда он гордо шествует по усадьбе, все тридцать кур и двадцать индюков стоят по стойке "смирно" и отдают честь. Из письма Ольги Владимировны Маркиной, Челябинская область
SLIKI: Владимир Иванович Даль(1801-1872) [/big Собака - пес, сторожок, домашнее животное; в обширном значении пес-название родовое, собака, волк, лисица, чекалка и пр.-виды этого рода. Завладев собакаю и приручив ко всем климатам и потребностям своим, человек, развел множество пород её: водолаз, датская, медилянка, овчарка (чабанья), дворнжка, шавка, бульдог, мордашка, моська, камчатская, борзая (псовая, хорт, крымка и пр.), левретка, волкодав, гончая, сачейная, осочальная, духовая (ищейка, выжлок), лягавая, брусбарт, пудель, барсучка (криволапка), шпиц, болонка, турецкая(голая), и пр. Диких, кроме одичалых собак нет; думают, что это помись разных песьих видов; ублюдки от собаки с волком, лисой, шакалом родятся иныне. Лесовая, зверовая, промышленная собака сиб.- порода местных дворняжек, приручаемых к поиску, облайки, выставке, гону и поимке дичи, на все угоды; они косматы, зубасты, чутки, уши вилами, берут и в одиночку всякого зверя, но до людей кротки. Помесь псовой и овчарки-болван; Помесь собаки и волка-волчок,волкопес,тумак; Помесь от лисы и собаки-подлисок. Собака которая не лает-молчан. Самец собачьий-кобель; Самка-собачиха,сука; Детёныш-кутя,кутенок,щеня,щенок. ПОСЛОВИЦЫ Вольно собаке и на владыку брехать. Собака лает,ветер носит. Мужик да собака на дворе, баба да кошка в избе. Не муж бы был, не собакою и слыл. Собака друг, а лощадь ворог. Он на это собаку съел-мастер, дока. Маленькая собачка,до старости щенок. У нашей хозяюшки все в рабботе: и собаки посуду моют. У нас такое ремесло, что к собакам занесло-кража. И в Иерусалиме собаки есть. Из пустой хоромины-либо сыч, либо сова, либо бешена собака. Собаку грешно кликать человеческим именем. »
SLIKI: КАК СОБАКА ДРУГА ИСКАЛА Давно-давно в лесу жила собака. Одна-одинешенька. Скучно ей было. Захотелось собаке друга себе найти. Такого друга, который никого не боялся бы. Встретила собака в лесу зайца и говорит ему: – Давай, зайка, с тобой дружить, вместе жить! – Давай, – согласился зайка. Вечером нашли они себе местечко для ночлега и легли спать. Ночью бежала мимо них мышь, собака услышала шорох да как вскочит, как залает громко. Заяц в испуге проснулся, уши от страха трясутся. – Зачем лаешь? – говорит собаке. – Вот услышит волк, придет сюда и нас съест. «Неважный это друг, – подумала собака. – Волка боится. А вот волк, наверно, никого не боится». Утром распрощалась собака с зайцем и пошла искать волка. Встретила его в глухом овраге и говорит: – Давай, волк, с тобой дружить, вместе жить! – Что ж! – отвечает волк. – Вдвоем веселее будет. Ночью легли они спать. Мимо лягушка прыгала, собака услышала да как вскочит, как залает громко. Волк в испуге проснулся и давай ругать собаку: – Ах ты такая-разэтакая! Услышит медведь твой лай, придет сюда и разорвет нас. «И волк боится, – подумала собака. – Уж лучше мне подружиться с медведем». Пошла она к медведю: – Медведь-богатырь, давай дружить, вместе жить! – Ладно, – говорит медведь. – Пошли ко мне в берлогу. А ночью собака услышала, как мимо берлоги уж полз, вскочила и залаяла. Медведь перепугался и ну бранить собаку: – Перестань! Придет человек, шкуры с нас снимет. «Ну и дела! – думает собака. – И этот оказался трусливым». Сбежала она от медведя и пошла к человеку: – Человек, давай дружить, вмести жить! Согласился человек, накормил собаку, теплую конуру ей построил возле своей избы. Ночью собака лает, дом охраняет. А человек не ругает ее за это – спасибо говорит. С тех пор собака и человек живут вместе.
SLIKI: Последняя ночь колдуна. Дождливой осенней ночью, когда тучи скрывали Луну и звезды, холодные капли барабанили по крышам, а ветер плакал и стонал за окнами, в своей маленькой квартире на последнем этаже высотного дома умирал старый колдун. Колдуны никогда не умирают днем или в хорошую погоду, о нет! Они всегда умирают в грозу, бурю, снежный буран, в ночь когда извергаются вулканы или случается землетрясение. Так что этому колдуну еще повезло – шел всего лишь сильный дождь. А в дождь умирать легко. Колдун лежал на кровати, застеленной черными шелковыми простынями и смотрел на свой колдовской стол. Там искрились разноцветными огнями пробирки и реторты, капали из змеевиков тягучие мутные жидкости, в стеклянных плошках росли светящиеся кристаллы… Колдун сморщился и позвал: - Фрог! Со старого шкафа, уставленного древними книгами в кожаных переплетах, лениво спрыгнул толстый черный кот. Подошел к кровати, запрыгнул колдуну на грудь. Тот захрипел и махнул рукой, сгоняя кота. - Звал? – усаживаясь в ногах, спросил кот. Говорить умеют почти все коты на свете. Но немногие их понимают. Колдун – понимал. - Я умираю, - сказал колдун. - Знаю, - ответил кот равнодушно. – И ради этого ты звал меня? - Скажи, что со мной будет? Фрог прищурился и посмотрел над головой колдуна. Как известно, все коты умеют видеть будущее. - Ты умрешь на рассвете, когда далеко за тучами встанет солнце. Тебе будет так же больно, как той женщине, что ты проклял. И так же страшно, как тому мужчине, на которого ты навел порчу. Когда ты станешь задыхаться, я сяду тебе на горло, поглажу твои пересохшие губы своей бархатной лапкой, поймаю твой последний выдох – и отнесу своему хозяину. Так было задумано, так есть и так будет. Колдун покачал головой: - Я проклял женщину, которая утопила своего ребенка. Я навел порчу на мужчину, из-за которого она это сделала. - Какая разница? – ответил кот. – Ты колдун. Ты заключил договор с тем, кому я служу. О, нет, нет, не хочу иметь с ним ничего общего! Но девять жизней – это девять жизней, колдун. Их приходится отрабатывать… Красный язычок мелькнул между острыми зубками – Фрог на мягких лапках пошел к изголовью кровати. - Хочешь, колдун, я помогу тебе? Мои лапки могут быть очень сильными, а твое дыхание такое слабое… Колдун поднял правую руку – из пальца выскочила злая синяя искра и ужалила кота в нос. Тот с возмущенным мявом взвился с кровати и заскочил на шкаф. - Не спеши, - тяжело сказал колдун. – У меня есть еще время… до восхода солнца. И у меня есть последняя ночь колдуна. - Глупые, наивные, постыдные надежды, - фыркнул со шкафа кот, сверкая глазами. – «Если в ночь своей смерти колдун найдет невинную душу, которую терзает горе, и сможет прогнать это горе без остатка – он будет прощен». - Да, - сказал колдун, садясь на кровати. – Ты кот колдуна, ты знаешь. - Где ты найдешь в этом городе невинную душу? – спросил кот. – А знаешь ли ты, что ты должен развеять горе, не причинив зла никому… - Знаю, - пробормотал колдун. - Никому, кроме самого себя, - закончил кот. Глаза колдуна потемнели: - Эй, кот! Еще вчера этого дополнения не было и в помине! - Но я кот колдуна – и я произнес эти слова, - сказал Фрог. – Извини. Ничего личного. Но девять жизней – это, все-таки, девять жизней. Колдун ничего не ответил. Тяжело поднялся и пошел к своему столу, где над спиртовкой, в колбе толстого мутного стекла кипела и пузырилась черная вязкая жижа. Минуту колдун смотрел на нее, а потом снял колбу с огня и одним глотком выпил последнюю в мире кровь дракона. В глазах его заплясало пламя, плечи расправились, он вдохнул полной грудью и перестал опираться на стол. Даже кровь дракона не могла отвратить его смерть – но, хотя бы, он умрет не беспомощным. - Эй, кот… где кристалл? Кот следил за ним со шкафа и молчал. Колдун сам нашел магический кристалл – на кухне, спрятанный среди коробок с овсяной кашей и банок с рыбными консервами. Вернулся в комнату, освещенную привычным светом ламп в кроваво-красных абажурах. Водрузил кристалл на стол – и вгляделся в него. У злых колдунов магический кристалл черный или красный. У тех, что считают себя добрыми – прозрачный или белый. А этот кристалл был грязно-серый. Под взглядом колдуна он засветился, изнутри проступили картинки – мутные, нечеткие. Колдун смотрел в кристалл. И видел, как ворочаются без сна в своих постелях люди – обиженные и мечтающие обидеть, преданные и собирающиеся предать, униженные и готовящиеся унижать. Горе терзало многих, но чтобы прогнать это горе – колдуну пришлось бы причинить еще большее зло. - Зачем ты тратишь последнюю ночь своей жизни на глупости? – спросил кот. – Когда настанет моя последняя ночь, я пойду к самой красивой кошке… Колдун засмеялся и прикрыл кристалл рукой – будто опасался, что кот сумеет там что-нибудь разглядеть. Из своей кроваво-красной мантии он выдернул длинную нитку, от валяющегося на столе засохшего апельсина оторвал кусочек оранжевой корки. Желтый листок бумаги, зеленый листик от растущего в горшке цветка, голубая стеклянная пробка, закрывавшая пробирку, капля синей жидкости из пробирки, фиолетовый порошок из склянки. Колдун смешал все это в своей ладони – и, не колеблясь, поднес ладонь к огню. Очень многие заклинания требуют боли. Колдун давно уже боли не боялся. Ни своей, ни чужой. Он стоял у стола, держал руку над огнем – пока семицветное сияние не запылало в ладони. А потом бросил сияние через всю комнату, через стекло, через ночь – куда-то далеко-далеко и высоко-высоко. - Ну-ну, - скептически сказал кот. – Ты хороший колдун. Но туда тебе не войти – даже по радуге. Колдун потрогал радужный мостик. Тот пружинил и пах медом. Тогда колдун осторожно забрался на радугу и пошел вверх, сквозь стену, ночь и дождь. - Ну-ну, - повторил кот. Свернулся клубочком, так, чтобы наружу смотрел один глаз, и стал ждать. А колдун шел по радужному мосту. Идти было тяжело, он быстро промок. Далеко внизу горели редкие огоньки в городских окнах, но вскоре их скрыли тучи. Молнии били вокруг колдуна, оглушительно гремел гром. Радужный мост дрожал и изгибался, будто хотел сбросить колдуна вниз. Он шел. Потом гром стал греметь все тише и тише, все дальше и дальше. Молнии слабыми искрами мельтешили внизу. Откуда-то сверху полился солнечный свет – и колдун опустил лицо. А радужный мост уткнулся в Радугу – и растворился в ней. Колдун осторожно вышел на Радугу. Казалось, она занимала небо от края и до края. Только выше было еще что-то, но колдун предусмотрительно не поднимал глаз. Он осмотрелся – очень, очень осторожно. Если бы не Радуга под ногами, он бы подумал, что стоит в лесу. Высокая зеленая трава, тенистые деревья, журчащие ручьи… Пахло медом и свежей водой. Колдун сел под деревом и стал ждать. Откуда-то из кустов выбежал большой черный пес. Замер, удивленный. Подошел к колдуну, лизнул его в руку. Колдун потрепал пса за уши. Пес еще раз лизнул его – и убежал. Колдун ждал. Прошел, может быть, целый час. Послышался шум, частое дыхание – и к колдуну бросился маленький рыжий пес. - Хозяин! – пролаял пес, тычась в его руки. – Хозяин, ты пришел! Колдун обнял собаку, которая была у него давным-давно – в детстве, которое бывает даже у колдунов. Уткнулся лицом в собачью морду и из его глаз потекли слезы. - Да, - сказал он. – Я пришел. - Почему ты не шел так долго? – спросил пес. – Ты ведь стал таким умным, ты даже можешь подняться на Радугу, я знаю! А почему ты больше никогда не держал собак? Неужели ты нас больше не любишь? - Я стал колдуном, - ответил колдун, гладя пса. – Колдуну не положено держать собаку. Прости. К тому же я знал, что на Радугу меня пустят лишь один раз. А я знал, что однажды мне надо будет прийти… туда, куда уходят все собаки. Видишь ли… я умный колдун… - Ты самый умный, хозяин, - собака ткнулась в его щеки, слизывая слезы. – Ты ведь пришел за мной? - Сегодня ночью я умру, - сказал колдун. – Никто и ничто в целом мире этого не отменит… - Ты придешь ко мне… на Радугу? – робко спросил пес. Колдун молчал. - Или мне можно будет пойти к тебе? - О, - колдун засмеялся, - не стоит. Я уверен, тебе не понравится. Там обещает быть слишком жарко… - Хозяин… - Этим вечером у маленького мальчика из нашего города умерла собака, - сказал колдун. – Ее сбила машина. Найди ее… я отведу ее назад. - И она будет с хозяином? Колдун кивнул. - Я найду, - сказал маленький рыжий пес. – Сейчас. Только погладь меня еще раз. Колдун погладил своего пса. - А мне можно будет пойти за вами следом? – спросил пес. - Мне не унести вас обоих, - сказал колдун. – А мы пойдем сквозь грозу. Ты же всегда боялся грома, помнишь? Иди… будь хорошей собакой. Иди! У меня совсем мало времени. Через два часа маленький мальчик, проплакавший всю эту ночь, задремал – и тут же проснулся. Холодный мокрый нос ткнулся в его лицо. Мальчик обнял свою собаку, пахнущую грозой и, почему-то, медом. Окно было открыто, грохотала гроза и струи дождя летели в комнату. Странная туманная радуга мерцала за окном. - Твою собаку всего лишь контузило ударом, - сказал кто-то, стоящий у постели мальчика. – Она отлежалась и прибежала домой. Понимаешь? Мальчик закивал. Пусть так… - Твои родители… не беспокойся. Они тоже с этим согласятся, - сказал колдун. Подошел к окну и шагнул на остатки радужного моста – выцветшие, истончившиеся. Пропали красный и оранжевый, синий и фиолетовый цвета. Но мост еще держался. Колдун устало пошел по воздуху дальше. Мальчик за его спиной крепче обнял свою собаку и уснул. Колдун медленно добрел до своего дома. Прошел сквозь закрытое окно. Где-то за горизонтом готовилось взойти солнце. - Хитрый? – спросил Фрог. Кот сидел у магического кристалла, раскачивал его лапой. – Приготовил все напоследок? Невинная душа – ребенок, горе – умерший пес? Хитрый! А как это ты причинил горе себе? Колдун посмотрел в глаза кота – и тот осекся, замолчал. - Я выполнил условие, - сказал колдун. – Передашь тому, кому служишь… моя душа свободна. Он лег на черные простыни и закрыл глаза. Последние капли драконьей крови выцветали в его глазах. Далеко за тучами вспыхнула желтая корона встающего Солнца. - Мяу! – заорал кот возмущенно. Прыгнул на постель колдуна. – Обманул… обманул? Думаешь, обманул? Ничего личного… но, понимаешь ли… девять жизней… надо отрабатывать… На мягких лапках кот подошел к лицу колдуна и улегся ему на шею. Колдун захрипел. Кот смущенно улыбнулся и протянул лапку к его рту. Из бархатных подушечек выскользнули кривые желтые когти. - Ничего личного, - виновато повторил кот. – Но… девять жизней… В эту секунду последние остатки радужного моста – зеленые, будто луга Радуги, вспыхнули и растаяли дымком. И одновременно, разбив стекло, в комнату кубарем вкатилась маленькая рыжая собачка – мокрая, дрожащая и очень, очень сосредоточенная. - Мяу! – растерянно сказала черная тварь на шее колдуна. В следующую секунду собачьи челюсти сжались на ее шее, встряхнули – и отшвырнули прочь. - Ничего личного, - сказал пес. – Но у меня одна жизнь. Он вытянулся на постели и лизнул соленое от слез лицо колдуна. Где-то за окном тучи на миг расступились, в глаза колдуну ударил солнечный луч. Колдун зажмурился и пальцы его что было сил вцепились в черные простыни. Но свет все бил и бил колдуну в веки. Тогда он открыл глаза. Пес что-то пролаял – и колдун понял, что больше не слышит в лае слов. Но так как он был умный человек, то встал и пошел на кухню – варить овсяную кашу с сосисками. А маленький рыжий пес в ожидании завтрака остался лежать на теплой постели – как и положено умному псу.
SLIKI: Афоризмы о собаках Лучшее, что есть у человека-это собака. Ваша собака всегда находится не по ту сторону двери. Все равно: человек заводит собаку, чтобы не было чувства одиночества. Собака в самом деле не любит оставаться одна. Друг собаки - это звучит гордо. Друга человека легко узнать по наморднику и строгому ошейнику.((( Если бы собаки научились говорить, мы лишились бы последнего друга. Если бы собаки умели говорить, они бы не казались такими умными. Обожаю собак за их привязанность к хозяевам и особенно к столбам. ))) Хорошие собаки умирают только если нападают на чудовище, пытаясь защитить хозяина. Если бы только люди могли любить как собаки, мир стал бы раем Был один зеркальный зал .Он состоял из тысячи зеркал.И однажды туда забежала злая собака которая увидела тысячу злых собак и подумала что мир состоит из таких же злых собак. Потом забежала добрая собака и увидела тысячу добрых собак и подумала что мир состоит из таких добрых собак. Мораль:какой ты таким тебе кажется мир. Собака считает хозяина слишком высокой и ненормально сообразительной собакой Собака - единственное существо, воочию видевшее своего Бога. Жизнь собак слишком коротка, это их единственный недостаток. Если вы приютите бродячую собаку, она вас никогда не укусит. В этом принципиальная разница между собакой и человеком. Собака, которая готова следовать каждому, не стоит даже проклятия. Хорошо когда собака - друг, но плохо когда друг - собака...
SLIKI: В мечтах и наяву Борис Экви Жизнь ветеринарного врача не легка, но интересна. И последнее часто окупает все издержки нашей профессии. Взять, к примеру, любого служащего - на западе их называют клерками. Ты только вслушайся в это тусклое слово, как оно похоже на английское прилагательное «clear» - ясный. В жизни клерков все ясно и понятно с самого начала, каждый их день и час расписан по минутам, они знают с кем встретятся, о чем будут говорить, куда пойдут и с какой целью. Ну, скажи на милость, какая радость тысячи раз делать одно и то же... Другое дело - экстремальные профессии: сапер, пожарник, космонавт, да и ветврач, наконец. А что ты думаешь, чем отличается космонавт от ветврача? У первого все на время полета распланировано, за исключением редких внештатных происшествий. У второго все непредсказуемо, его жизнь - череда событий, заранее предсказать которые совершенно невозможно. Просыпаясь поутру, он никогда не знает, куда попадет на этот раз и чем все это кончится, - такой тирадой я безуспешно пытался разбудить проспавшего первую лекцию в институте сына, который, сопротивляясь всеми силами, пошел по моему тернистому пути. «Какой там космонавт! - отбивается этот пессимист, пытаясь по цвету и форме слиться со своей постелью. - Все одно и то же: собаки, кошки, ну и все остальные, включая их далеко не всегда приятных, занудных хозяев. Даже страшно подумать, что через год мне придется заниматься всем этим!» О нашем разговоре я думал целый день и уже начал было соглашаться с сыном, поскольку ничего из ряда вон выходящего не происходило. Обычная работа - у кота мочекаменная болезнь, у съевшей кость собаки кишечная колика и все в том же духе. Оставался последний вызов - и на покой. На звонок открыл дверь самый обычный старичок в потрепанном халате и столь же ветхих тапочках. - Вы, наверное, врач? - спросил он и повел меня по плохо освещенному коридору в одну из комнат. - А вы, наверное, изобретатель? - вырвалось у меня, когда я попал в комнату, заставленную металлическими ящиками непонятного назначения и стеллажами с пыльными папками и книгами. - В каком-то роде, - лукаво взглянув на меня, ответил старичок и представился: - Лев Кириллович, путешественник во времени. - Еще один ненормальный, - с тревогой подумал я. Ну, и везет же мне на них! На той неделе вызвали меня на другой конец Москвы и из-за закрытой двери требуют, чтобы дал гарантии, что попугай после моего лечения поправится! А есть ли у нынешнего Кулибина заболевшая собака или ему просто не с кем пообщаться? Но собака была. Это был молодой кокер-спаниель. Его сонливо-ступорообразное состояние не оставляло сомнений в том, что он действительно болен. - Началось все дней 10 назад. Мы с ним несколько раз съездили на дачу в Купавну - пояснял старичок. - Он обычно шустрый такой, несмотря на то, что толстяк. Да и у меня в душе желание возникло побегать по пробивающейся к солнцу зеленой травке - весна все-таки! А тут смотрю, голову понурил, сгорбился весь и все норовит прилечь. На прогулку идти отказывается, чего с ним никогда не бывало. Весь, как выжатый лимон. Много пьет, а от корма нос воротит. Я подумал, что авитаминоз - стал давать ему витамины всякие. Ничего не помогает. А тут еще рвота началась и в каловых массах кровь появилась. Испугался я, что энтерит и вас вот вызвал! В ветеринарном паспорте я нашел отметки о всех необходимых прививках. Заботливый хозяин делал их вовремя. Так что парвовирусный энтерит, который предположительно диагностировал Лев Кириллович, с самого начала можно было исключить. Информация владельцев заболевших животных безусловно важна, но без обследования пациента она ничего не стоит. Поэтому я перешел к детальному знакомству с безучастным ко всему происходящему псом. За время болезни он уже перестал быть толстяком - явно прослеживались признаки исхудания и обезвоживания организма, что было немудрено, поскольку болезнь длилась уже 1,5 недели, и в течение этого времени собака ела очень плохо. - Но почему обезвоживание, из-за чего такая сухая и неэластичная кожа? - недоумевал я. - Ведь если он так много пьет, как сказал его хозяин, понос прекратился довольно быстро, а рвота бывает, но не частая, то причины потери воды организмом мне не ясны. Скорее всего, причина в почках или мочевом пузыре. Для проверки своего предположения я сдавил спину кобеля в области поясницы, где у него расположены почки. Кокер почувствовал боль и выйдя на время из своего оцепенения, предупредительно оскалил клыки. Получилось не столько устрашающе, сколько жалобно. - А нельзя ли побольше света! - попросил я «путешественника во времени». Мне надо было убедиться, что увиденное в ротовой полости собаки не было обманом зрения. Когда в комнате было включено все, что могло хоть как-то увеличить освещенность объекта исследований, хозяин квартиры стал по моему указанию разжимать упрямо сомкнутые челюсти. Ему это удалось, можно сказать, только наполовину. Но и этого было вполне достаточно, чтобы увидеть на языке участки неправильной формы, темно-красного цвета, покрытые серовато-желтыми струпьями. На деснах четко была видна темно-красная кайма. Запах, исходящий изо рта животного, нельзя было назвать приятным: он сочетал в себе оттенки запаха мочи и разлагающихся тканей. Пальпация шеи пса не обманула моих ожиданий - под пальцами оказались увеличенные лимфатические узлы. - Лев Кириллович! - сказал я. - Мне не хотелось бы вас огорчать, но есть подозрение, что это не энтерит, а лептоспироз. Чтобы подтвердить или опровергнуть этот диагноз, нужны лабораторные исследования. Жаль только, что с начала болезни прошло так много времени, ведь вызывающих эту болезнь спиралевидных бактерий, которых называют лептоспирами, легче всего обнаружить в крови и моче в самом начале болезни. Потом организм животного начинает бороться с инфекцией образованием специфических антител. Большая часть лептоспир погибает, и анализы часто дают отрицательный результат. - Так это же здорово! Значит, во-первых, их не надо сдавать, а во-вторых, мой Джек уже на пути к выздоровлению! Cтаричок радостно стал потирать свои руки. - Дай-то бог! - ответил я ему с несколько меньшим оптимизмом в голосе, чем намеревался. - Но в борьбе с лептоспирами не всегда верх берет иммунитет. Кроме того, даже тогда, когда образуется очень много антител, им остается недоступной часть бактерий, укрывающаяся в тех участках организма, которые не имеют прямого контакта с кровью. Ну, например, в почечных канальцах. С таким положением дел нельзя мириться хотя бы потому, что собака продолжает болеть, но заболевание из острой переходит в хроническую форму. Почки же относятся к органам, основные функциональные элементы которых после разрушения не восстанавливаются. Примите еще во внимание, что даже в случае выздоровления Джек может остаться носителем этих опасных микробов: другие собаки, обнюхивая оставленные им «метки» на столбах и заборах, тоже могут заразиться выделившимися с мочой лептоспирами. Да и для человека они тоже опасны. - Так что же прикажете делать? Сдавать анализы поздно, а без них нельзя поставить точный диагноз, а без диагноза, вы хотите сказать, невозможно правильно лечить? - Совершенно с вами согласен. Только сдать анализы все-таки надо, и если в лаборатории не смогут найти возбудителя, то уж антитела к нему найдут пренепременно. Я дал временные рекомендации на период до получения результатов лабораторных исследований и еще раз внимательно взглянул на старичка - на сумасшедшего он не смахивал. Но любопытство взяло верх, и я не удержался от вопроса о его путешествиях во времени. - Как вы сказали называется эта болезнь? - вопросом на вопрос ответил он. - Я вам обязательно позвоню. Он действительно позвонил мне через пару дней. Диагноз подтвердился. Мне пришлось снова ехать к Джеку, чтобы начать его лечить. Если лептоспиры не успели вызвать необратимые поражения в почках, то введение антисыворотки (при низком титре специфических антител в крови) и курс антибиотикотерапии быстро дадут результат. - И все-таки мне не понятно, почему Джек заболел, ведь я его прививал от лептоспироза. - Как могло такое произойти? - удивленно спросил Лев Кириллович. - На ваш вопрос ответить можно только предположительно. Вы сами сказали: весна, дача... Почти наверняка, там у вас мыши или крысы водятся. Вот они-то и являются основными источниками инфекции. Загрязненная их мочой трава или вода (в луже или колодце) длительно остаются инфицированными. Ответить на вопрос о том, почему вакцинация не защитила собаку, сложнее. Может быть вакцину неправильно хранили, что привело к ее инактивации. Не все противолептоспирозные вакцины даже при правильном хранении одинаково эффективны. Кроме того, у собак эту инфекцию вызывают почти 30 вариантов лептоспир, а вакцины готовят только из 2. Вот когда вы в следующий раз станете перемещаться во времени, любезный Лев Кириллович, загляните в будущее - было бы интересно знать, какими средствами защиты собак от лептоспироза станут пользоваться потомки. - А вы напрасно к этому скептически относитесь, - ответил старичок, и в его глазах снова зажглась лукавая искорка. - Я уже побывал в прошлом и недалеком будущем, разыскивая сведения об этом недуге. Вот посмотрите на мои трофеи! Лев Кириллович раскрыл одну из своих многочисленных папок и передо мной предстали несколько фотографий и какие-то отпечатанные на принтере документы. К немалому удивлению передо мной оказались немые свидетельства давно минувшего. Не веря своим глазам, я рассматривал фотографию моего немецкого коллеги Хофера, жившего в конце XIX века. Именно он первым описал эту болезнь у собак в 1850 году. О его работе почти на 50 лет забыли, вспомнив лишь в 1898 году, когда в Штутгарте разразилась небывалая вспышка лептоспироза, уничтожившая почти всех городских собак, а затем перекинувшаяся на городские предместья. С тех пор эту болезнь часто стали называть «тифом собак» и «Штутгартской болезнью». - Что касается будущего, то это для меня сложнее, - вывел меня из ошарашенного состояния голос Льва Кирилловича. - Правда, я знаю, что в следующем году американские ветврачи станут пользоваться вакциной фирмы «Форт Додж», приготовленной не из 2, а из 4 вариантов лептоспир. - Но откуда вам это известно? - Как откуда? Я же - путешественник во времени! А если серьезно, то оглянитесь вокруг. На дворе XXI век, и для получения нужной информации из прошлого или совсем свежих новостей можно воспользоваться не машиной времени, а обычным Интернетом!
SLIKI: Вячеслав Ососков Исчадие ада Охотничий рассказ о западно-сибирской лайке. Смерть любимой собаки, незаменимой помощницы на охоте, трагедия для каждого охотника. Моя «западница» умерла через час после операции, перед смертью тихонько заскулив и на прощание лизнув мне руку. Как я тогда рыдал! Да какое там рыдал, я выл, я лез на стену! Обнимая бездыханное тельце, я гладил ее, целовал, просил прощения за несвоевременно сделанную операцию. Вспомнил, как один раз незаслуженно наказал ее. Вот и сейчас, набираю этот текст, а на глаза наворачиваются предательские слезы. Опять разбередил себе душу.... А ведь прошло уже почти два года. Я отвез Ласку на машине в деревню и похоронил возле леса, на нашем с ней любимом месте, где когда-то вместе охотились по тетеревиным выводкам. Шел дождь. Как положено по охотничьей традиции, я поднял ружье в хмурое июньское небо и семь раз выстрелил вверх. Каждый выстрел – год прожитой собакой жизни. Ее душа отправилась в «страну вечной охоты»... С этого момента я твердо для себя решил никогда больше не заводить собак, но, промучившись без сна двое суток, взялся за телефон. Кинолог сказал, что есть помет «западниц» от хороших производителей, но придется ехать в другой город, впрочем, находящийся поблизости от нашего областного центра, и дал мне телефон заводчика. Мы договорились с ним о встрече. Желая непременно заиметь щенка серой масти, как напоминание о моей умершей собаке, я поинтересовался окрасом щенков. Оказалось так, как я и хотел. Все щенки были однотонно серые, а у одной сучки был даже белый «воротничок» – точь-в-точь, как у моей Ласки! Прибыв на место и познакомившись с заводчиком, мы отправились на «смотрины». Он жил в частном доме на окраине города. В огороде у него была построена вольера, где и обитало все беспокойное семейство, состоящее из семи забавных лайчат и их матери. Маленькие, месячного возраста, щенки были очень подвижны и резвы. Они тут же сразили меня наповал! Этакие милые зверьки с торчащими ушками и закрученными, как у поросят, пока еще не пушистыми хвостами. Я ознакомился с родословной. Она была отличная. Родители рабочие. Кобель – чемпион Москвы. Сука вывезена из промыслового района Ханты-Мансийска. Дипломы у всех поколений в основном по зверю. Сука была ладная, хотя и после щенения. Рыжей масти. Хвост в полтора оборота. Хорошая голова. Необычайно подвижные уши. Косой разрез глаз. Легкая, высоконогая. Кобеля, естественно, я смог оценить только по фотографии, любезно показанной мне заводчиком, да еще по его рассказам. На фотографии был запечатлен настоящий красавец. Светло-палевый, рослый, мощный, прекрасно сложенный. Со слов хозяина щенков – необычайно злобный к зверю. По родословной так, впрочем, и выходило: сплошь «первые» дипломы по всем копытным, медведю и кунице. Цена за щенков соответствовала экстерьеру и полевым качествам их родителей. Я попросил хозяина выпустить щенков из вольеры. Лайчата забавно прыгали по траве, играли друг с другом, а из вольеры за ними с тревогой наблюдала их мать, насторожив уши, подсвистывая носом, нервно зевая и переступая с лапы на лапу. Так как мне нужна была сучка, то выбирать пришлось из трех щенков. Кобельков было четыре. Одну сучонку я забраковал сразу. Мне она показалась слишком крупной и сыроватой. Остались два щенка. Кого же выбрать? Та, что с белым «воротником», родилась первой. Другая – четвертой. Обе хороши, глаз не оторвать! У «воротничка» хвост закручен уже туго, но мне показалось, что слегка туповата мордочка. У второй сучки хвост прижат к бедру, но заводчик сказал, чтобы я не волновался и что со дня на день он будет в кольце. Я ему, конечно же, поверил. У родителей-то вон какие хвосты «крученые»! Окончательный мой выбор определил случай. Щенки играли, возились. Один наиболее задиристый кобелек нападал на всех, покусывая зубками-шильями своих братьев и сестричек. Все щенки уворачивались от него, убегали, не вступая в драку, в том числе и сучка с «воротничком». Но когда очередь дошла до ее сестрицы, та так ощерилась, наморщив нос и обнажив свои зубенки, что кобелек был вынужден ретироваться. Догнав братика, она с лаем вцепилась ему в шею и начала трепать. Отступилась лишь после того, как ее братишка поджал хвост, заскулил и поплелся прочь, как «побитая собака». Заплатив деньги хозяину щенков, через некоторое время я уже ехал домой, а «злая собака», размером с рукавицу, мирно посапывала на переднем сиденье. С кличкой проблем не возникло. Всех лаек у меня звали одинаково. Придя домой и предоставив щенку возможность ознакомиться с новой обстановкой, я определил ему место, уложив на коврик и строго повторив несколько раз: «Ласка! Место! Место! Вот твое место!» В дальнейшем эта процедура совершалась постоянно после кормления и в перерывах между «песнями» лайчушки о загубленном детстве. Ласка часами с жалким видом сидела у входной двери и жалобно скулила, тоскуя по своей матери, сестрицам, братикам и вольере на свежем воздухе. На «месте» она не желала спать ни в какую, находя для этого более подходящие, по ее мнению, места в квартире. Обнаружить ее спящей можно было везде, даже за шторой и на полке журнального столика. Сольные концерты у двери закончились внезапно, ровно через три дня. Щенок полностью освоился и теперь знал все «закоулки» и укромные места в квартире. Маленькая лайка росла не по дням, а по часам. Вскоре ей покорились высоты – кресла и диван. Однажды я увидел, как она запрыгивает на них с разбега. Таким образом, необследованным остался только письменный стол, где я ее вскоре и застал. Зверек сидел на столе и грыз телефонную трубку. Он забавно наклонял свою головку то в одну, то в другую сторону, слушая, как я ему читаю нотации на тему «что такое хорошо и что такое плохо». Когда я попытался приблизиться, чтобы наказать непослушную собаку, щенок ловко, как кошка, спрыгнул со стола и, скользя по паркету, с грохотом въехал под диван. Заглянув туда, я увидел смотрящие на меня хитрые глазенки. Сунул руку под диван, чтобы выудить оттуда этого телефониста – «стололаза», но милый щеночек, оскалившись, тяпнул меня за палец. С некоторого времени ходить по квартире стало небезопасно. Лайчонок устраивал настоящие засады на всех домочадцев: то где-нибудь за углом, то под стулом или за открытой дверью в комнату. Он стремительно вылетал из своего укрытия и с рычанием вонзал остренькие зубки в ногу. Повиснув на ноге, с остервенением теребя штанину, он мог проследовать со своей «жертвой» через всю квартиру и отставал лишь после того, как видел, что рука человека тянется к «ремню» – сложенной специально для наказания непослушной собаки газете! Такие «ремни» находились во всех комнатах и на кухне, чтобы всегда были под рукой. Через некоторое время тактика нападения на людей изменилась и приобрела типично кошачьи замашки. Теперь щенок устраивал засады где-нибудь на возвышении: на кресле, диване и даже на столе. Как только ничего не подозревающий человек подходил на расстояние броска, лайчонок прыгал, взмывая в воздух, прямо на грудь. С трудом удавалось среагировать и поймать летающую собаку, чтобы она, чего доброго, не разбилась о пол. Удивительно, но маленькая лайка совершенно не боялась высоты. Видимо, она была создана для полетов! Посидеть спокойно, посмотреть телевизор или почитать книгу удавалось, лишь когда его высочество щенок соизволит отойти ко сну. Однажды, когда лайчушка отправилась на лето в деревню, я по приезде туда стал свидетелем такой сцены. Моя дочка вбежала в комнату, где ее бабушка, лежа на диване, читала книгу, и что-то начала громко спрашивать. Бабушка тут же прервала ее, прижав палец к губам и прошептав: «Тише, Сашенька! Тише! Это исчадие ада только угомонилось. Сейчас, не дай бог, проснется! Я хоть пока от нее отдохну. Вон, посмотри, все руки и ноги искусаны. С самого утра ни сна ни отдыха!» Исчадие ада в это время дрыхло под диваном, распластавшись, как лягушка, прикрыв свои раскосые глазенки. Я тихонько вошел в комнату и ужаснулся. Вся мебель была погрызена, как будто в доме жил не маленький щеночек, а, как минимум, выводок бобров! Все углы кроватных спинок были закруглены, то есть отсутствовали. Ножки стульев и табуретов приобрели тонкость карандашей. Вся обувь аккуратно стояла на полке для головных уборов. Я тихонечко, чтобы не разбудить «исчадие», переоделся и на всякий случай поставил свои новые ботинки на стол. «Что ты, что ты! Не туда! Здесь достанет. Ставь на полку или за шнурки к гвоздю привяжи!» – прошептала моя мама. Месяца в три Ласка начала рыжеть и вскоре превратилась в ярко-рыжую собаку с длинными задними ногами и большими, как у зайца или осла, ушами. Самое ужасное, что уши начали падать. То одно, то другое, а то сразу оба! Когда собака бежала, они качались в такт прыжкам. Я в панике стал названивать бывшему хозяину щенка. Слава богу, он оказался дома и успокоил меня, сказав, что это нормально. Щенок растет, и такое случается довольно часто – уши и ноги в росте обгоняют другие части тела. У меня прямо от сердца отлегло! К пяти месяцам все пришло в норму. Из длинноухого зайца получилась красивая собака, уже к этому возрасту прекрасно одетая. Особенно мне нравились пропорции ее головы и тугая «баранка» хвоста в два оборота. С трех месяцев я уже брал Ласку в лес на прогулку. Щенок с восторгом носился по лесу, впрочем, никогда не удаляясь от меня слишком далеко. Собачка обнюхивала деревья, травинки, цветы. Фыркала носом. Все запахи были для нее новые, необычные. Лапкой пробовала на прочность встречающихся ей на лесной дороге жуков и слизней, охотилась за бабочками, высоко подпрыгивая за ними в воздух, гонялась за пичужками. Я постоянно находился в напряжении, боясь встречи с гадюкой. Бывшую мою собаку змея укусила прямо в нос. В окрестностях нашей деревни находится змеиный очаг. Гадюк в лесах всегда было полным-полно. Часто они наведывались в гости и в саму деревню. Можно было встретить гадюк и на деревенской улице, и на огороде, а то и прямо на скамейке возле дома, где они, свернувшись кольцами, дремали и нежились под солнцем. Опасения мои чуть поутихли, когда однажды, подоспев на злобный, но в то же время какой-то настороженный лай своей собаки, я обнаружил более чем метрового ужа, лежащего в реденькой траве. Ласка облаивала его издалека, не приближаясь. Значит, инстинктивно чувствовала опасность, исходящую от пресмыкающегося. В конце сентября, когда Ласке исполнилось только четыре месяца, я впервые взял ее на охоту по тетеревам. Не могу сказать, правильно ли я так рано приступил к нахаживанию лайки, по сути, еще маленького щенка, или нет. Но Ласка к этому времени была рослой, подвижной и очень любознательной. В общем, я взял ее на охоту. Зная, где держатся тетеревиные выводки, мы направились с ней на зарастающее поле. Первого петушка я поднял из травы сам. После выстрела тетерев упал в траву. Я подбежал к месту падения птицы и начал подзывать собаку. Она в это время тщательно обнюхивала место, откуда поднялся черныш. Запах его был для собаки абсолютно незнакомым. Наконец Ласка подбежала ко мне, и я скомандовал: «Ищи!» Она бегала по траве вокруг лежащего кверху лапами косача, нюхала, но не могла причуять птицу. Вот она случайно наступила на нее лапой и, остановившись, в недоумении посмотрела на меня: «Чего искать-то? Ума не приложу!» «Вот так да! – подумал я. – Неужели у нее совсем нюха нет?» Ласка вдруг уткнула нос вниз, отскочила, а затем настороженно приблизилась к птице и принялась ее обнюхивать, виляя «баранкой». Я скомандовал: «Молодец! Хорошо! Взять, взять его!», надеясь, что собака потреплет косача. Но этого не произошло. Не схватила она его и тогда, когда я, подняв тетерева за лапы, потряс им у ее морды со словами: «Взять! Взять его!» Честно говоря, я тогда расстроился. На следующее утро мы опять пошли на то поле. Я снял поводок и отправил лайку в поиск. Нужно сказать, что трава, в основном люпин, на этом поле была густая и высокая. Собаке приходилось постоянно делать свечки, чтобы координировать со мной направление движения. Но что удивительно, Ласка, передвигаясь по такой крепи в течение нескольких часов, совершенно не подавала никаких признаков усталости! Забегая вперед, скажу, что ни одна моя собака, а я держал всегда только лаек, не способна была работать долгое время на такой большой скорости, постоянно на галопе, как работает сейчас Ласка. Кажется, что для этой лайки не существует понятия «усталость». Все время как взведенная пружина, постоянно в движении! Недаром мои друзья, глядя на ее неутомимую работу, прозвали Ласку «русской ракетой». Но давайте по порядку. Собака уже в поиске. Остановилась, копается на одном месте, затем ведет по прямой, правда, не поднимая головы от земли. Наконец подняла голову, нос над травой, и так верхом, верхом подводит меня к островку небольших березок. Бросок в чапыгу, и взлет сразу трех тетеревов. Я сдуплетил, и одна птица упала, но я за деревьями не вижу куда. Бегу в том направлении, кричу: «Ищи, Ласка! Ищи!» Выбираюсь из березок на другую сторону. А она, умница, уже нашла! Тетерев живой, с перебитым крылом, а Ласка стоит над ним, придерживая его лапой, и нюхает. Похвалив собаку, говорю «фу», беру ее за холку и оттаскиваю от тетерева. Тот сразу же начинает подлетать над травой, бежит, уходя от нас все дальше и дальше. Собака скулит, взлаивает, вырывается, пытается хватануть меня за руку, и я ее, наконец, отпускаю. «Ищи! Ищи!» Сам бегу за ней посмотреть, чем закончится дело. Она находит петушка, ловит его, прижимая лапами и мордой к земле, но опять не давит. Ну что ты будешь делать! В ту осень взял из-под нее еще пару тетеревов и двух вальдшнепов. Познакомилась Ласка и с перепелами. Как-то шел я по полю. Собака бежала впереди. Вдруг вся вытянулась, припала к земле, морда серьезная, настороженная. Бросок в траву – две перепелки вылетают в разные стороны. «Трю-трю!» Собака кинулась за одной, но та очень далеко улетела. Вторая птица села метров через пятьдесят в высокий люпин. Место посадки с ориентиром «куст» я заметил, решил попробовать собаку в работе «по перемещенному». Подвожу к месту посадки перепела, но что-то у меня там заклинило, и напустил я Ласку по ветру. Собака нюхает траву, воздух. Я ей: «Здесь, здесь! Ищи!» Смотрю, вроде прошла уже место, где должна сидеть птица. Вдруг резкий разворот на 180 градусов, против ветра, и бросок в траву. Затихла собачка, и хвост раскрутила. Морда в траве. Подхожу, беру ее за холку, вынимаю хитрую морду из травы. В зубах – перепелка! Но держит аккуратно, не помяв ни единого перышка. Забираю у нее птицу и, присев на корточки, прижав голову собаки к своей груди, чтобы не видела, отпускаю. «Трю-трю!» – полетела перепелка. Ласка, не знаю, услышала ли или каким-то образом увидела, вырывается из моих объятий, моментально находит птицу взглядом – и за ней по стерне! Пролетев порядочное расстояние, перепел садится, а собака, чуть поискав, снова его поднимает, и опять погоня. Хочется привести один пример работы молодой еще собаки по коростелю. Идем на охоту в лес. Проходя по лугу с высокой травой, Ласка натянула поводок. Спускаю ее. Собака крутится на небольшом пятачке, энергично крутя баранкой, часто поднимая голову из травы и прислушиваясь, а затем, словно ловя мышь, прыгает вперед и делает резкий выпад головой в траву – в зубах коростель! Аккуратно беру его у собаки и отпускаю на виду у нее, предварительно взяв собаку на поводок. Птица летит и через двадцать метров «падает» в куст. Собака отчетливо видит место посадки, но, спущенная с поводка, бежит совершенно не туда, а почти под девяносто градусов к тому месту, куда опустился коростель, и на удалении тридцати – сорока метров поднимает дергача на крыло! Вообще на одного коростеля, с момента причуивания и до подъема птицы на крыло, а зачастую и славливания ее, у Ласки редко когда уходило больше двух минут! Кто-то заметит, и, может быть, это будет справедливо, зачем нужно учить лайку работать по перепелу и коростелю? Не судите меня строго, но я всех своих лаек приучал работать не только по традиционной «лаечной» дичи: глухарю, тетереву, белке, кунице, крупному зверю, но и по утке, вальдшнепу, серой куропатке, перепелу и коростелю! По каким-то видам дичи лайка работает лучше, по каким-то хуже. Но мне кажется, что охота с лайкой от такого «ассортимента» только выигрывает. Ну не каждый же день я охочусь на медведя, лося или кабана! По белке Ласка начала работать при минимальной помощи с моей стороны, самостоятельно, очевидно «на глазок», прямо с «пола» загнав зверька на дерево. Облаивала, как положено, на ствол не бросалась, хотя энергия у собаки и плещет через край. Как-то мне представился случай погонять белочку по мелочам, и Ласка зорко следила за всеми перемещениями длиннохвостого зверька. Белок, в отличие от птицы, она начала прикусывать сразу же, зачастую ловя их во время падения и не давая упасть на землю. Специально по белке я с ней не ходил, но во время охоты на другую дичь она частенько их находила. Несколько штук я отстрелял. Одна белка после выстрела упала на густую еловую лапу да так там и застряла. На следующий день в этом месте собака принесла мне вчерашнюю белку. Поднявшийся ночью сильный ветер, видимо, сбросил зверька на землю. Но это были лишь первые шаги на охоте неопытного щенка. С нетерпением я ждал следующей осени. Как проявит себя повзрослевшая собака? Пришла весна. В марте выставил Ласку на областную выводку охотничьих собак. Не скрою, переживал, хотя друзья в один голос говорили, что моя лайчушка будет первой. Так оно и вышло – первое место в ринге в своей возрастной группе при высшей оценке «очень хорошо». Радости моей не было предела. Летом повел Ласку на межрегиональную выставку. Добрая тетенька, эксперт всесоюзной категории, еще до нашего выхода на ринг оказала внимание Ласке, сказав: «Ну и красавица!» В ринг мы встали последними, но по поводу того, какое место займет моя Ласка в этот раз, у меня уже сомнений не было! Пришел сентябрь. И вот мы на охоте. У меня отпуск, поэтому ходим каждый день. Первый раз попробовал Ласку в работе по куропаткам. Что здесь и к чему, разобралась довольно быстро. По крайней мере, уже второй подъем выводка был осмысленным. Тетеревов собака теперь «щелкает» как орехи. Битую птицу берет мягким прикусом, с подранками не церемонится, сразу душит. Волнения мои по этому поводу оказались напрасными. Но это все работа «в стиле спаниель». Тетерева облаивать себя не дают, так как после подъема улетают в дальнюю даль и даже на опушку леса не садятся, а летят куда-то дальше. Мне хорошо видно, как собака, сопроводив их до края поля, вбегает в лес, но вскоре возвращается обратно. Мне хотелось попробовать лайку по глухарю. Ходим по лесу в глухариных местах, но «бородатых» нет! Зато рябчиков много. Ласка то и дело поднимает птиц. Которые садятся на виду, тех я стреляю. Но это случается редко. Обычно птицы взлетают – и сразу же с глаз долой! Ласка их находит, но, лайнув три-четыре раза, страгивает птицу. Рябец перелетает, собака опять его вычисляет, и все повторяется заново. В конце концов Ласка выбегает ко мне не солоно хлебавши. И вот однажды случилось чудо, по крайней мере, для меня. Ласка выбежала из леса на дорогу и за поворотом подняла рябца. Я услышал его взлет, а затем лай собаки и сразу же шум слетевшей с дерева птицы, не выдержавшей облаивание. Через некоторое время навстречу мне выбегает моя собака, останавливается и пристально на меня смотрит. Я говорю: «Чего встала? Вперед! Ищи давай, ищи!» А она пару раз лайнула на меня – и в лес. Я ничего не понял и свернул за собакой лишь из-за того, что мне нужно было именно в ту сторону. Ласка впереди, оглядывается на меня, потом смотрит на елку: «Гав-гав!» А оттуда рябчик – «Фррр!» Вот тут до меня дошло: «Да это же был анонс!» Вот так чудо-юдо! Собака-то молодая, а как сработала! А я? Каков дурак! Ласка всем своим видом мне показывает: «Пойдем, хозяин, я тебе там такую птицу нашла! Кругленькую, пестренькую!» А я так ничего и не понял! Шли дни, мы скитались по лесам, и однажды собака нашла-таки глухаря. На полном ходу она вдруг остановилась, прислушалась и рванула в сторону. Метров за сто послышался ее лай. Я по просеке стал подходить к собаке и вскоре увидел ее. Задрав морду кверху, она лаяла на сосну, окруженную густыми елями. Решив, что Ласка нашла белку, я вскоре напрочь отверг эту мысль. Голос собаки был размеренным, совершенно непохожим на тот, каким она облаивает длиннохвостых грызунов. Силясь рассмотреть что-нибудь через густые лапы елей, я стал обходить их по кругу и в прогале увидел сидевшую вполдерева огромную птицу. Глухарь! Я медленно поднял ружье и выстрелил «четверкой» из верхнего ствола. Птица начала падать, громко хлопая крыльями, но метрах в трех – четырех от земли зависла почти на одном месте и, часто-часто взмахивая крыльями, тяжело потянула вдоль просеки. Я ударил вдогон «шестеркой», и глухарь завалился в куст... Как смогла собака найти глухаря на слух на таком расстоянии, что она там услышала, для меня остается загадкой. С той первой работы по мошнику прошло много времени, и еще не раз мы охотились с Лаской по глухарям. Обладая уникальным слухом, собака часто поражала меня его поистине фантастическими возможностями. Сейчас Ласке полтора года. Впереди притравка по кабану и медведю. Посмотрим, как поведет себя «исчадие» при работе по крупному зверю, что из нее получится...
SLIKI: Истребители танков Василий Великанов, «Я помню их...» Дождь моросил непрерывно. Небо и земля казались однообразно-серыми, неприглядно-тоскливыми. Только вспаханный склон высоты глянцевито отсвечивал. На ратном поле среди подбитых черных танков с крестами на башне валялись бороны, покореженные сеялки... Батальон капитана Неверова засел в окопах, вырытых наспех. При поспешном отходе не удалось как следует укрепиться. Оборона была тяжелой. Враг атаковал позиции по нескольку раз в день: он рвался к Ростову-на-Дону. Капитан Неверов, молодой высокий блондин, каждый раз после того как захлебывалась вражеская атака, возмущался: «Тьфу, черт побери! И откуда они берут столько танков?!» Ночью пришли в батальон бойцы с собаками — истребителями танков. Капитан Неверов впервые видел таких собак и не очень-то верил в их боеспособность. — В ученье они, может, и хороши были, а здесь такой огонь... — Не подведут, — не очень твердо возразил инструктор Иван Петухов. — А из вас в бою был кто-нибудь? — Нет. Только Ваганов. На это капитан Неверов, сам воевавший уже четыре месяца, недовольно заметил: — Пока вас самих пообстреляют, повозишься с вами... — Не подведем, товарищ капитан, — уже гораздо решительнее сказал Петухов. — Вот и жратвы собакам много надо... — не унимался Неверов. — Сегодня не надо, товарищ капитан. Голодные они лучше на танки пойдут. — Посмотрим. Заработают — накормим. — Но если, товарищ капитан, они в бою заработают, то кормить их уже не придется,— тихо и с горечью проговорил Петухов. Вожатых с собаками развели по ротам. Иван Петухов, Ваганов и еще несколько человек попали на самый ответственный участок — в боевое охранение, где действовал усиленный стрелковый взвод. Командовал им маленький, щуплый, с рыжим чубом лейтенант Смирнов. Новички, не умея еще отличить безрассудное удальство от опыта, приобретенного во многих боях, принимали лейтенанта за человека отчаянной храбрости и удивлялись на первых порах, когда слышали от него: «Меня не убьют, я знаю, где упадет снаряд, и где летит пуля...» Лейтенант принял радушно. — Ну, приземляйтесь пока. А собачек чтоб не слышно было, а то фрицы могут догадаться, какой им «гостинец» припасли. До рассвета отдыхайте, а там будьте готовы каждую минуту. Вожатые разошлись по траншее; укрывшись плащ-палатками, пристроились на влажных подстилках из веток. Собаки жались к людям. Рядом с человеком и теплее, и не так страшно. Ночь-то темная, как чернозем, и тихая такая, будто все на свете умерло. Только луч вражеского прожектора скользнет порой по земле, поблуждает из стороны в сторону, а потом, подскочив и ткнувшись в мокрое одеяло сплошных туч, оборвется. Туманно-серый рассвет приходил медленно, будто опасался кого-то... Когда тьма начала отступать, на гребне поля показалось что-то черное, одиночное. Оно на глазах росло и стало танком. За ним левее вырос еще один, а потом показались и правее... семь, восемь, девять, десять, одиннадцать. Петухов наблюдал, затаив дыхание, слышал отдаленный гул и удивлялся; до чего же медленно ползут бронированные машины — словно черепахи. Когда позади танков стали видны фигурки людей, лейтенант Смирнов зычно подал команду: — Та-анки! Приготовиться! И будто от его слов где-то в тылу разом ухнули артиллерийские батареи, и впереди вражеских машин полыхнули взрывы. Густой дым расплылся и закрыл железную лавину. — Заградительный огонь,— промолвил Ваганов. Залпы следовали один за другим, и казалось, что сквозь этот сплошной огонь танкам не пробиться. И все же из дымовой завесы вынырнули черные стальные громады. Их было уже меньше, но они упорно приближались. Артиллерия вдруг умолкла. — Почему прекратили стрельбу? — нервно спросил Петухов Ваганова. — Нельзя. Нас могут зацепить... — А почему мы молчим? — Далековато. Зачем напрасно патроны жечь. Собаки повизгивали и натягивали поводки. И вдруг напряженное, накаленное ожидание прервалось командой лейтенанта Смирнова: — Собаководы, стоять насмерть! По наступающей пехоте противника прицельным огнем, взвод, пли! Винтовочный залп оглушил. Защекотало в ушах. Собаки вздрогнули и прижались к хозяевам. Выйдя с пахоты на твердый грунт, танки ускорили ход и открыли стрельбу. Автоматчики, пригибаясь, бежали вслед и тоже стреляли. В это время прямой наводкой открыла огонь противотанковая пушка. Орудийный расчет работал быстро и ловко. Приземистое орудие то и дело дергалось, посылая снаряд за снарядом. Вот уже головной танк закружился на месте. Но и пушка вдруг замолкла. Разрывы следовали один за другим. Над головой свистели и шуршали осколки. Иногда они боронили бруствер, и тогда кто-то откидывался назад, а кто-то грузно, медленно сползал вниз, судорожно загребая руками мокрую землю. Танки на ходу перестроились и пошли на окопы двумя эшелонами. Головному осталось до них метров двести. Но надо было подпустить их еще ближе, чтобы собаки попали в мертвое пространство. Тогда они наверняка достигнут своей цели. Огонь по пехоте противника усиливался — ее пытались отсечь от танков. Но автоматчики, укрываясь от огня, прятались за броню машин. Рев моторов и лязг гусениц нарастали. Становилось жутко от грохота стальных чудовищ. — Вперед, Волчок! — крикнул Ваганов.— Взять! — И выпустил из окопа большую серую собаку. Тело собаки плотно обхватывал брезентовый вьюк с боевым зарядом-миной, наверху которого кинжалом торчал штырь взрывателя. Наклонив лобастую голову, Волчок ринулся к ближнему танку. Вот он юркнул под него. Раздался сильный взрыв, машина вздрогнула, остановилась, задымила. Но левее и правее ее обошли два других танка. — Шарик, вперед! Взять! Трезор, вперед, взять! Взять! Две собаки — белая гладкошерстная и лохматая черная — выскочили на бруствер и устремились к вражеским танкам. Большой черный Трезор не добежал до цели — подстреленный, ткнулся носом в землю, а белый Шарик закатился под танк и подорвал его. Из люка вынырнул танкист и прыгнул вниз, но настигнутый пулей, распластался у пылающей машины. Третий танк первого эшелона неумолимо шел на окопы, а вслед за ним двигались еще три. — Вперед, Полкан! Взять! — приказал Петухов, спуская с поводка крупного лопоухого пса. Полкан высунулся из траншеи, но увидев чудовище, изрыгающее огонь, задрожал и сполз обратно. Петухов ударил его ремнем. Пес заскулил и прижался к ногам хозяина. Тогда Иван схватил гранату и, громко крикнув «Полкан! Взять!», выскочил наверх и пополз к приближающемуся танку. Надо было приподняться, размахнуться как следует и бросить гранату под гусеницу, но огонь вражеских автоматчиков прижимал к земле. На мгновение оторвался от нее, бросил. Взрыв! Недолет!.. Поторопился. А танк приближался. «Полкан, взять!» — опять крикнул Иван. Пес выпрыгнул из траншеи, промчался мимо прижавшегося к земле хозяина и, бросившись под машину, оглушительным взрывом распорол ей стальное брюхо. Петухов почувствовал, как его сильно ударило по голове. Все померкло. Он уже не видел, как вожатые выпустили еще четырех собак, не видел, как оставшиеся вражеские танки вдруг повернули обратно и на полной скорости стали удирать, как наша пехота расстреливала заметавшихся по полю автоматчиков. Осмелевшие собаки с лаем преследовали уходящие машины, а бойцы, забыв об осторожности, высовывались из окопов и кричали весело: — Глядите! Танки от собак драпают! ...Придя в себя, Петухов не сразу понял, где находится. Потом увидел, что лежит в блиндаже. На маленьком столике — коптилка, сделанная из медной гильзы противотанкового снаряда. И еще увидел лицо молоденькой медсестры. Заметив, что раненый открыл глаза, сестра радостно воскликнула: — Очнулся! Товарищ капитан, очнулся! Над Петуховым наклонился капитан Неверов и еще кто-то с забинтованной головой. Это был лейтенант Смирнов, но Иван его не узнал. — Ничего, будем жить! — ободряюще сказал Неверов. Но Иван этого не услышал, видел только двигающиеся губы. Он чуть-чуть улыбнулся, хотел что-то сказать, пошевелил губами, языком, но слов не получилось. Он забыл названия всех предметов. От напряжения и волнения силы иссякли, будто кто-то высосал всю кровь. Глаза увлажнились, защемило сердце. Раненый простонал что-то невнятное. — Валя, что он говорит? — спросил капитан. — Ему холодно, он пить хочет,— пояснила сестра и, поддерживая рукой взлохмаченную голову Петухова, стала поить его крепким горячим чаем. Затем бережно уложила, укрыла еще одной шинелью. Петухов заснул. Он не мог слышать, как капитан Неверов сказал: — Погорячился. Вылез из окопа. Смелый парень... — Да, молодцы вожатые,— согласился лейтенант Смирнов,— не будь нынче собачек, туго бы нам пришлось...
SLIKI: Подвиг санитара Василий Великанов, «Я помню их...» Однажды в наш лазарет привезли раненую собаку. Пес был похож на кавказскую овчарку — лохматый, темно-серый, ростом с доброго теленка. И кличка у него была какая-то размашистая — Разливай. Мы удалили осколки, и раны стали быстро заживать. У собак хорошо зарастают раны. Недели через две, когда Разливай выздоровел и мы собирались отправить его в строй, в лазарет пришел хозяин. Был он пожилой, кряжистый, с большим скуластым лицом, выбритым до синеватого глянца. Обращаясь ко мне, поднял к козырьку руку и представился: — Ефрейтор Ткачук. Санитар-вожатый. Раненых возил. Трех собак миной уложило, а нас с Разливаем смерть миновала... Мощный его бас гудел, как из бочки. «Вот, наверное, поет!» — подумал я. Левая рука у ефрейтора была забинтована и висела на перевязи. На широкой груди поблескивала новенькая медаль «За боевые заслуги». — Я сейчас в медсанбате,— продолжал Ткачук,— в команде выздоравливающих. Хотели меня эвакуировать дальше, да я упросил оставить. Наша дивизия для меня — дом родной. Мы сняли Разливая с привязи. Он подошел к своему хозяину и ткнулся мордой в колени. Даже хвостом не вильнул. — Суровый ваш Разливай...— сказал я. — Такой уж у него характер,— пояснил Ткачук,— неразговорчивый. Но хозяина не подведет. Я его взять хочу. Можно? — Пожалуй, можно, но зачем он вам теперь, один-то? — Я ему напарников присмотрел в деревне. Буду готовить новую упряжку, а Разливай вожаком будет. Он у меня опытный: школу окончил и пороху понюхал... Прощаясь, ефрейтор озабоченно сказал: — Меня весна беспокоит... Снег скоро сойдет, а тележки у меня нет. На волокуше по земле тяжеловато. — Приходите к нам,— пригласил я,— у нас кузница есть, и кузнец хороший. Может, что-нибудь смастерит... — Спасибо, обязательно приду. Отпрошусь у командира медсанбата и приду. Наш лазарет располагался в совхозе. Жители находились в эвакуации, и мы были полными хозяевами. Конюшни и коровники превратили в лазареты для раненых животных, в кузнице подковывали лошадей и чинили повозки. Был у нас замечательный кузнец Григорий Демин, мастер на все руки: он и лошадь подкует, и повозку починит, и часы исправит. Встречаются в народе такие таланты. Через несколько дней Ткачук пришел, и я познакомил его с Деминым — светловолосым и голубоглазым парнем. — Тележка нужна,— сказал Ткачук,— только хорошо бы колеса на шарикоподшипники поставить. Полегче возить собачкам. — Не знаю, смогу ли,— ответил кузнец,— не делал таких. Подумать надо. Демин не любил много говорить и давать обещания. Недалеко от нас, в деревне, стояла автомобильная рота. Кузнец, не откладывая, съездил туда и привез шарикоподшипники. Ткачук и Демин приступили к работе. Стоял теплый, солнечный апрельский день. От земли, только что освободившейся от снега, шел парок. Кое-где нежными иголочками пробивались травинки. В такие дни как-то особенно томила тоска о доме, о мирной жизни. Ткачук прикрыл глаза рукой от яркого солнца и сказал со вздохом: — Эх, какая благодать!.. Теперь бы землицей заняться... Кабы не война-то...—Потом в раздумье посмотрел на свои могучие руки и опять взялся помогать Демину. Иногда они пели вполголоса. Голос Ткачука гудел густо, а тенорок Демина словно вился вокруг баса длинной, тонкой ленточкой. Как-то мы попросили их спеть в полный голос. Тка-чук ответил: — Нельзя мне. Враги услышат... Мы были в пятнадцати километрах от передовой, но в шутке ефрейтора была доля правды. Голос у него был необычайной силы. Через несколько дней тележка была готова. На деревянной раме крепились санитарные носилки. Они быстро и легко снимались, и на них можно было нести раненого. Ткачук был очень доволен. Прощаясь со мной, сказал: — Золотые руки у Демина. Такой человек в хозяйстве — клад.— И добавил:— У меня сын вроде него, Сергей. Где-то под Ленинградом. Только что-то писем давно не пишет... Санитар-вожатый увез свою тележку в медсанбат, и вскоре я увидел его за «работой». В тележку были впряжены две пары разномастных собак: впереди, справа — серый Разливай, рядом с ним — рыжий Бар-сик, а в коренной паре — черный лохматый Жучок и белый Бобик. Все три новые собаки — простые дворняги, малорослые, но с растянутым мускулистым телом, как и подобает ездовой собаке. Видно было, что Ткачук подбирал их с умом. Рядом с ними крупный Разливай казался львом. «Команда» у Ткачука была пока не дисциплинированная. Когда я увидел его «экипаж», Барсик, обернувшись, рычал, шерсть у него на холке дыбилась щетиной. Позади него волновался Жучок. Вот-вот сцепятся. . Ткачук крикнул: — Барсик! Нельзя! — И хлестнул злобного зачинщика. Барсик взвизгнул и притих. По команде «Вперед!» Разливай двинулся с места. За ним пошли и остальные собаки. Но Барсик все никак не мог успокоиться. Повернув голову, он опять зарычал на Жучка. Наверно, ему казалось, что Жучок хочет на него напасть. Ткачук крикнул: — Разливай! Фас! Жучок, тихо! Разливай, не замедляя хода, схватил зубами Барсика за шею и тряхнул. Барсик заскулил, поджал хвост и притих. Санитар-вожатый шел рядом с упряжкой. Команды понимал только Разливай, а другие собаки подражали ему. Иногда санитар укоризненно и строго покрикивал: «Бобик! Бобик!». — Этот Бобик — большой лодырь и хитрец,— объяснил Ткачук,— от хода упряжки не отстает, а алык не натягивает. Крикнешь — тянет. Впереди, недалеко от упряжки, шел солдат с автоматом. Вот он остановился и дал короткую очередь: тра-та-та-та... Собаки испугались, с визгом начали рваться из упряжи. «Стой!» — крикнул Ткачук. Разливай замер. Барсик и Бобик, глядя на вожака, тоже остановились и прижались к нему. А Жучок вскочил в тележку, ткнулся мордой в уголок и закрыл глаза. Ткачук начал успокаивать собак. Приговаривая и поглаживая их по спине, дал по кусочку мяса. А на Жучка крикнул: — Эй ты, герой! Вылезай! Жучок нехотя вылез и потянулся за мясом. Ефрейтор отвел руку за спину и строго сказал: — Не заслужил. Место! Выздоравливающие солдаты, наблюдавшие эту сцену, начали посмеиваться: — И чего ты, Иван, с этими трусливыми зайцами возишься! — Собачья кавалерия! Перегрызутся все. Ничего у тебя не получится. Но Ткачука не так-то легко было вывести из равновесия: — Конечно, служебных собак не сравнишь с дворнягами, но и от этих можно толку добиться. Дайте только срок. Потом ефрейтор приучал их ложиться. Команду «Лежать!» выполнял только Разливай. Остальных приходилось укладывать. Ткачук брал собаку правой рукой за передние лапы и вытягивал их по земле вперед, а левой рукой слегка нажимал на спину, приговаривая: «Лежать. Лежать!» Собака ложилась. После тренировки вожатый водворил своих учеников в загончик, сделанный из прутьев, налил им в корыто супу, покрошил конины. Собаки бросились к кормушке и, ворча, стали торопливо хватать кусочки мяса. Ткачук ухмыльнулся: — Ничего! Привыкнут из одной кормушки есть и в упряжке дружнее ходить будут. Наблюдая за этой трапезой, солдаты не оставляли ефрейтора в покое. — Автомобильно-собачья самоходка! Ты у нас, Иван Тимофеевич, как настоящий цирковой дрессировщик. — Здесь тебе не цирк... Как трахнет снарядом, так и разбегутся артисты-то. — Не разбегутся,— невозмутимо возразил вожатый. Вскоре ефрейтора послали в полк, а через два дня после этого я услышал о его подвиге. ...Попал Ткачук в третью роту. Рота сидела в окопах, в обороне. Для раненых была сделана землянка, к которой шли ходы сообщения от главной траншеи. Санитары доставляли раненых в землянку, а оттуда уже ночью отправляли их на батальонный медицинский пункт. Местность вокруг была открытая, противник сидел на высотах, и днем заниматься эвакуацией было опасно. Санитар-вожатый со своей упряжкой прибыл в роту ночью и сразу же выкопал в траншее для каждой собаки нишу. Они сидели там, словно в норах. После этого Ткачук прикорнул немного, а когда рассвело, стал обозревать местность. Нет-нет да и выглянет из траншеи. — Товарищ ефрейтор, чего голову выставляете? Подсекут снайперы,— строго заметил санинструктор старшина Вилков. — Местность изучаю, товарищ старшина, путь эвакуации и систему огня противника. — Систему огня...— усмехнулся старшина.— Все равно днем и с повозкой никуда не сунешься. Старшина Вилков был опытным санинструктором, но собачьей упряжкой пренебрегал. Командиру роты он сказал: — И зачем только собак прислали? Вез них обходились... Да вдруг еще лаять начнут. Но капитан Тихомиров уклончиво ответил: — Может, пригодятся. Часов в двенадцать дня к санитару-вожатому подбежал посыльный: — Ефрейтор Ткачук, к старшине в землянку. Живо! Пригибаясь, Ткачук побежал по траншее. В землянке без сознания лежал капитан Тихомиров. Гимнастерка в крови, грудь забинтована. Лицо бледное, нос заострился. Дыхание тяжелое, с хрипами. Заместитель командира роты старший лейтенант Костерин сказал Ткачуку: — Товарищ ефрейтор, капитан тяжело ранен. Дотемна ждать нельзя. Сможете отвезти его в санвзвод? — Попробую,— ответил Ткачук и подумал: «Все как на ладони видно... Трудно будет проскочить...» Старший лейтенант угадал сомнения ефрейтора: — Мы вам поможем. Вас прикроют огнем наши пулеметчики и батарея. Я договорился с комбатом. Пока доставили на место собак и повозку, огонь противника стал затихать. Наступали обеденные часы. «Это хорошо,—-подумал Ткачук,— может, и проскочу, пока фрицы обедают...» Старшина Вилков взглянул на собак и с досадой заметил: — Эх, пеструшки... Демаскировать будут. — Не беспокойтесь, товарищ старшина, я их замаскирую,— сказал Ткачук. Сзади к раме тележки был привьючен мешок, саперная лопата, топор, брезентовое ведро. Ткачук достал из мешка маскхалатики и надел на собак. Оделся и сам. Старшина Вилков остался доволен: — Это хорошо придумано,— похвалил он, но тут же опять заметил непорядок. Кроме санитарной сумки на правом плече у Ткачука и на левом висела какая-то сумка. — Товарищ ефрейтор, что это за торба? Лишний груз. Снимите. — Нельзя, товарищ старшина, тут у меня ножик, шило, дратва, ремни. Вдруг что в пути случится? Командира роты положили на тележку и, покрыв одеялом, привязали к раме, чтобы не выпал. Везти придется не по дороге. Старшина Вилков стал объяснять санитару: — Движение вон по тем ориентирам... Смотри. Кустик, снопы, канавка. Они бинтами обозначены. На полпути в воронке дежурный санитар. В случае чего, поможет. Ну давай. Ткачук вылез из траншеи. В маскхалате ползти было трудно. Сумки, противогаз, автомат тянули, давили, мешали. Отполз от окопа метров на пятьдесят. Спокойно. Противник, видимо, не замечает его. Ткачук обернулся и свистнул. Солдаты подняли на руках тележку с раненым и поставили около траншеи. Собаки выпрыгнули из укрытия и побежали к хозяину. В это время раздался сильный пулеметный треск. Это открыли стрельбу наши пулеметчики, чтобы отвлечь внимание врага. Когда упряжка достигла своего вожатого, Ткачук, не поднимаясь» с земли, взмахнул рукой и приглушенно крикнул: «Вперед!» Собаки промчались мимо. Ткачук вскочил и, пригибаясь, побежал вслед. Вероятно, немецкий наблюдатель заметил Ткачука и его упряжку. Справа упала мина и крякнула взрывом. Слева разорвалась вторая. «В вилку берут»,— подумал ефрейтор. За снопами залегли. Собаки прижались к хозяину. Все они подрагивали от напряжения и волнения, а Бобик вдруг нервно, с визгом залаял. «Тихо!» — приказал Ткачук, и Бобик умолк. Ткачук устал. Сердце у вожатого колотилось так сильно, что удары отдавались в висках. Раненый капитан глухо застонал. «Здесь мы хорошо укрылись,—думал Ткачук,— но долго нельзя задерживаться. Пристреляют и эту точку...» Вражеский наблюдатель, очевидно, проглядел, куда они скрылись. Снаряды стали рваться далеко впереди. Наша батарея открыла огонь, и вражеские позиции закурились дымом. Удобный момент. Теперь надо как можно быстрее добежать до лощинки. Не поднимаясь с земли, Ткачук приказал: «Вперед!» Первым вскочил Разливай и потянул за собой остальных собак. Когда упряжка была от снопов метрах в пятидесяти, впереди нее разорвалась мина. Собаки бросились назад и сбились кучей у тележки. Подбежав, Ткачук увидел, что Барсик убит, а Бобик ранен. Ефрейтор перерезал алык Барсика и крикнул: «Разливай, вперед!» Три собаки потянули тележку под уклон к лощине. Бобик прихрамывал, но не отставал. Капитан Тихомиров бормотал в бреду: «Куда вы?.. Куда вы?.. Нельзя отступать!.. Вперед!..» Из всего, что говорил капитан, собаки понимали лишь одно — «вперед» — и ускоряли темп. Ткачук бежал вслед за упряжкой. Позади разорвался снаряд. Ефрейтору будто топором подсекли правую ногу. Он упал. На миг из-за боли и головокружения вожатый потерял из виду свою упряжку. Потом удалось чуть приподняться. Упряжка неслась к лощине. Ткачук собрался с силами и громко, во весь голос закричал: «Вперед, Разливай! Вперед!», но своего голоса почему-то не услышал. Он еще и еще раз прокричал команду, но по-прежнему ничего не слышал. Когда собаки спустились в лощину и скрылись из глаз, а на том месте, где только что была упряжка, снаряд взметнул столб грязи, Ткачук глухо простонал: «О-ох!» — и потерял сознание. Он уже не чувствовал, как санитар подполз к нему, взвалил на спину и потащил в убежище-воронку. Там он остановил кровотечение и перевязал рану. Ткачук будто сквозь сон слышал слова: — Ну что ты, браток?.. Очнись. Собачки твои молодцы. Наверно, проскочили. Очнись. ...В тот же день в наш лазарет привезли раненых Разливая и Бобика. Мы удалили у них осколки, и я поехал в медсанбат проведать Ткачука. Ему уже сделали операцию, и он лежал на носилках в палатке, где находились другие раненые, подготовленные к эвакуации в тыл. Ткачук был бледен, на лице у него обозначилась густая серая щетина, на лбу выступил капельками пот и слиплась седая прядка волос. Он показался мне постаревшим и очень усталым. Ранение было тяжелое, с открытым переломом бедра. Я успокаивал его: — Ничего, Иван Тимофеевич, выздоровеешь. И помощники будут живы — раны у них не тяжелые. — Я все перенесу... Эвакуируют меня... Я не хотел бы из своей дивизии... Разливая поберегите. Пригодится... — Иван Тимофеевич, вам нельзя много говорить. Берегите силы. — Я не буду... Капитан живой? — Живой. Спасли. Вас спрашивал. Поблагодарить хотел. Бледное лицо Ткачука озарилось улыбкой. — И еще,— попросил он.— Грише Демину поклон передайте. Золотые руки. На моего Сережу похож...
SLIKI: Необычный почтальон Василий Великанов, «Я помню их...» Первая рота форсировала реку и закрепилась на правом берегу. Противник пытался ее выбить, но безуспешно. Люди насмерть стояли на завоеванных рубежах. Но приходилось им очень трудно. Стояла осень — грязная, дождливая. Земля раскисла, на солдатах сухой нитки не было. Из-за мощного огня противника телефонная связь то и дело нарушалась. Выручали радиостанция и служебная собака. Но писем и газет в роте несколько дней не получали. А без них на фронте тяжело. Командир батальона майор Терехов вызвал к себе связиста-вожатого и сказал: — Товарищ Первушкин, может быть, ваша Альфа доставит почту в первую роту? Уже двух письмоносцев убило... — Попробую...— ответил связист.— Только с грузом через реку трудновато будет. Очень уж течение быстрое. Альфа, похожая на волка темно-серая овчарка, работала на связи. Один вожатый, Первушкин, находился при штабе батальона, а другой, Коробков, на том берегу. Положив приказ в маленький портдепешник, Первушкин привязывал его к ошейнику и говорил: «Альфа! Пост!» И Альфа устремлялась через кусты к реке, переплывала ее и бежала к вожатому Коробкову. Только Коробков, второй хозяин Альфы, мог снять портдепешник. Никому другому собака не давалась. В окопе Альфа отдыхала, и Коробков чем-нибудь ее подкармливал, а потом собака плыла назад с донесением от командира роты. Теперь у Альфы новое задание. Первушкин закрепил на спине собаки брезентовый вьюк и положил в него пачку газет. Альфа благополучно доставила их в первую роту. Вожатый пошел к командиру батареи и доложил: — Товарищ майор, Альфа справилась. Можно назначить почтальоном. Командир батареи улыбнулся. — Хорошо. Назначаю. Только не нагружайте ее помногу. Как бы не утонула. — Не беспокойтесь, товарищ майор. У нее будет два рейса в день. По расписанию. Справится. Первый рейс Альфа сделала рано утром. Переплыв реку и прыгнув в траншею, побежала по извилистому пути к вожатому. Но Коробкова на старом месте не оказалось. Собака понюхала землю и по ходу сообщения устремилась дальше. Солдаты попытались остановить ее, но она увернулась и грозно оскалила зубы. Ей уступили дорогу: — Вот злюка! Альфа нюхала землю и шла вперед. Ночью от траншеи копали ответвления по направлению к противнику, и сейчас Коробков находился в одном из них. Альфа разыскала хозяина. Коробков погладил собаку, дал кусочек сахара, ласково сказал: — Хорошо, Альфа, хорошо,— и начал доставать из вьюка газеты. — А когда же она письма принесет? — спрашивали солдаты. — Сегодня вечером. — И как это она нашла тебя по следам? Ведь следов-то много. — Простая хитрость: смазал подошвы рыбьим жиром и этим усилил запах своих следов. Вечером Первушкин тщательно завернул пачку писем в парусину и аккуратно вложил сверток в брезентовую сумку вьюка. Надо было уберечь их от воды. В каждом из этих конвертов — серых, желтых, синих, простых треугольниках — была своя жизнь, своя тоска и надежда. По команде «Пост!» Альфа побежала знакомым маршрутом. Сначала пробиралась через кусты, потом плыла. Вражеские снаряды рвались на обоих берегах реки. Иногда они падали в реку, и вверх высоким фонтаном взлетала бурая вода. Собака привыкла к взрывам и, как бы близко они ни раздавались, не изменяла своего маршрута. Выйдя из воды и отряхнувшись, Альфа побежала по берегу. В это время недалеко от нее разорвалась мина, и многочисленные осколки мгновенно взборонили землю. Собака взвизгнула и упала на живот — будто ей подсекли ноги. Песок под нею окрасился кровью. Коробков поджидал своего почтальона и то и дело смотрел по направлению к реке. Начиная от песчаного холмика, Альфу можно уже было видеть. «Как бы под огонь не попала»,— тревожился связист-вожатый. И тут заметил собаку. Она еле тащилась, иногда ложилась и пыталась ползти. Коробков вылез из траншеи и пополз навстречу. — Альфа, ко мне! Ко мне! Альфа! Собака слышала призыв хозяина, скулила, скребла лапами песок. Коробков схватил ее за вьюк и потащил за собой. — Тихо, Альфа, хорошо, Альфа...— приговаривал он, успокаивая собаку. За нею оставался кровавый след. Втащив Альфу в окоп, Коробков сбросил с нее вьюк и начал торопливо перевязывать раны. Раны были на всех ногах, а на правой задней перебита кость. Одни солдаты помогали Коробкову, другие держали наготове свои перевязочные пакеты: — На, на, Коробков, перевязывай скорее, а то кровью изойдет. Вот это собака: раненая, а задание выполнила. Потом связной-вожатый роздал письма. Его с радостным оживлением благодарили, а Альфе предлагали галеты, сало, сахар. Она отворачивалась от соблазна, но смотрела на Коробкова так, словно хотела спросить: «Можно взять?» — Ишь, какой привередливый твой почтальон,— сказал кто-то,— от такого угощения отказывается... — Не привередливая, а дисциплинированная,— пояснил Коробков,— она из чужих рук не должна брать пищу. Ночью на резиновом поплавке переправили Альфу через реку и привезли к нам в лазарет. Мы удалили из тела собаки осколки, а на перебитую ногу наложили гипсовую повязку. Через месяц Альфу вернули в строй. На задней ноге у собаки осталась костная мозоль, но она не хромала и бегала хорошо. А солдаты после того случая прозвали ее аккуратным почтальоном. Как-то мы с фельдшером Владимировым возвращались из передовых частей к себе, во второй эшелон дивизии. Я ехал на своем верном Соколе, а фельдшер — на Гнедке, быстроходном маленьком иноходце. Едем мы легкой рысцой и вдруг замечаем: в полукилометре от нас по склону высотки бежит волк. «Наверное, взрывов испугался и удирает теперь подальше от огня»,— подумал я. Но бежит зверь как-то странно: покачиваясь и зигзагами, а голова опущена до земли. — Владимиров, за мной! — крикнул я, и мы помчались наперерез волку, выхватывая на ходу пистолеты. Приблизившись, осадили коней. Оказалось, что это — собака-овчарка. На шее у нее — кожаный ошейник. Спрятал я в кобуру пистолет и приказал громко, властно: «Стоять!» Собака вздрогнула и остановилась. Повернула голову и покосилась на нас правым глазом. Морда у нее была в крови, левый глаз затек, а левое ухо полуоторвано. Я подошел к раненой собаке. Она дрожала. — Миша, кажется, это Альфа... Поглаживая собаку по спине, я приговаривал тихо и ласково: «Альфа, спокойно... Лежать!» Собака легла, и дрожь у нее стала проходить. Лошади тревожно фыркали. Все животные пугаются и волнуются, когда чувствуют кровь. Успокоив собаку, я попросил у Владимирова его фельдшерскую сумку. В ней имелось все необходимое для оказания первой помощи раненым животным: бинты, вата, хирургические инструменты, некоторые лекарства. Да, то была Альфа — аккуратный почтальон: на правой задней ноге у нее была костная мозоль. Мы расстелили на земле попону и положили на нее своего пациента. Ноги связали бинтом, на челюсти для страховки наложили петлю, чтобы не могла укусить. Тампонами я осторожно снял с морды свернувшуюся кровь. Мы боялись, что у собаки повреждены череп и левый глаз, но наши опасения оказались напрасными. Видно, один осколок, словно бритва, чиркнул ее по голове и разрезал кожу лба, а другой — оторвал наполовину левое ухо. Рану на лбу мы зашили. И пришили полуоторванное ухо. После этого забинтовали голову, оставив окошечки для глаз. Во время операции Альфа иногда вздрагивала и повизгивала. Когда же мы ее развязали, она встала, потянулась, будто расправляя уставшее тело, и замотала головой. — Что, Альфа? Неловко? — спросил я. Собака наклонила голову и попыталась лапами сорвать повязку. — Альфа, нельзя! Фу! — крикнули мы разом. Собака послушалась. — Надо последить за ней,— сказал я,— а то она испортит все лечение. Миша сел на лошадь, и я на руках подал ему Альфу. Он положил ее поперек седла и обхватил руками. Альфа прильнула к нему и как будто задремала. Чтобы не тревожить пациента, мы ехали шагом и через час добрались до своей землянки. Нас встретил ветеринарный санитар Квитко. — О-о, да вы с прибылью...— сказал он, принимая от Владимирова раненую собаку. Через неделю швы сняли. Раны зажили хорошо. И ухо приросло. Только рубец немного его стянул: оно укоротилось и не поднималось свечкой, как правое. Первушкин очень обрадовался, когда узнал, что Альфа жива и находится у нас. — Ни разу ведь с маршрута не сбилась. А потом — раз и пропала. Мы уж думали: прямое попадание снаряда либо мина... Видно, здорово ее тряхнуло, если дорогу домой забыла... Первушкин увел Альфу в роту, а через три дня привел снова. — Товарищ ветврач, не годится больше собака для службы. Испорчена. — Почему? — спрашиваю я.— Что случилось? — Огня боится. Не идет на передовую. Я уж ее и так и сяк, ничего не помогает: ни хлыст, ни сахар. Отбежит немного и обратно. — Ну и что же теперь? — Командир роты к вам прислал. Может, что сделаете. Прямо не узнать собаку. Как рванет где-нибудь снаряд, дрожит, жмется ко мне и скулит, будто плачет. — Ну что ж,— говорю,— оставляйте. Наверное, контузия на нее так подействовала. Попробуем полечить. — Только, если можно, не отправляйте ее в тыл. Уж очень умная собака. Жалко нам с ней совсем расставаться. Я дал слово не эвакуировать Альфу; и она осталась у нас. Находясь на лечении, Альфа стала нести караульную службу. Когда мы спали, собака бодрствовала у землянки и охраняла лошадей. Следуя за мной, она обычно бежала впереди, на перекрестках или развилках дорог останавливалась, поворачивала голову и громко, отрывисто взлаивала нам». Это следовало понимать как вопрос: куда идти? Я указывал рукой то или иное направление, командовал: «Прямо!», «Направо!», «Налево!» И мы продолжали путь. Иногда где-нибудь в лощине я оставлял своего коня и шел дальше пешком, а Альфе поручал караулить Сокола. Она ложилась у его передних ног, и никто не мог подойти к коню. Да и Соколу особой воли не давала. Обычно он стоял спокойно, но если соблазнялся хорошей травой и делал к ней шаг-другой, Альфа мгновенно вскакивала, легонько цапала его зубами за передние ноги и рычала, словно предупреждала: «Ни с места!» Но однажды Альфа удивила меня... Поехал я по делам службы к командиру полка. Подъезжать к штабу на машинах и лошадях из-за близости противника запрещалось, поэтому, спешившись в полукилометре, я приказал Альфе стеречь Сокола и пошел по оврагу. Отойдя метров на пятнадцать, оглянулся. Смотрю, собака идет за мной. Удивился я и строго прикрикнул: «Назад!» Вернулась Альфа и опять легла у ног коня. Через некоторое время оглянулся еще раз. Альфа опять следовала за мной. «Что такое? — думаю.— Почему она не хочет выполнять приказание?» Подошел к собаке, слегка ударил ее. — Назад! Лежать! Альфа бросилась к Соколу, легла и, положив на лапы морду, закрыла глаза. После этого, пока я мог видеть Альфу, она находилась все в той же позе. Лишь один раз немного приподняла голову и посмотрела мне вслед, словно хотела узнать, вижу я ее или нет. Но я не придал этому значения. Каково же было мое удивление и возмущение, когда при подходе к блиндажу я увидел Альфу, подкрадывающуюся с обратной стороны. Вот она уже на крыше, покрытой зеленым дерном. Смотрит на меня настороженно, воровато и пугливо. В первый момент я хотел наказать ее, но то, как Альфа обхитрила меня, обежав по кустам кругом, обезоруживало. Я развел руками и улыбнулся. — Ах ты, плутовка! Заметив, что я не сержусь, Альфа спрыгнула с блиндажа и бросилась ко мне на грудь, пытаясь лизнуть в губы. Но я уже овладел собой и, оттолкнув ее, нарочито грозно крикнул: — Фу! Но Альфа не испугалась — она чувствовала, что этот окрик неискренний. Отскочив от меня, собака кинулась к двери, толкнула ее передними лапами и ворвалась в блиндаж. Я вошел вслед за ней и услышал голос полковника Смирнова: — Ваня! Гостья пришла. Угощай! Это полковник говорил своему ординарцу Ване Горохову. Оказывается, когда я вместе с Альфой приходил в штаб неделю назад, Ваня в мое отсутствие угощал Альфу тем, что она особенно любила,— колбасой и сахаром. Вот почему теперь, когда мы снова очутились в этих местах, Альфа так настойчиво стремилась попасть в гостеприимный дом. — Товарищ Горохов, вы дисциплину подрываете у моих пациентов,— пошутил я.— Нельзя угощать! А на собаку прикрикнул: — Место! Марш к коню! Ну! Альфа виновато опустила голову и вяло, нехотя вышла из блиндажа. Когда я вернулся к Соколу, собака лежала у его ног и боязливо посматривала на меня. Она опасалась наказания, но я не тронул ее. «Сам больше виноват...» — подумал я. Бывая с ней в частях, я иногда допускал, чтобы она брала корм из чужих рук. Постепенно мы приучили Альфу к выстрелам, стреляя поблизости от нее из пистолета и винтовки. Но взрывов она все еще боялась. Когда мы попадали под артиллерийский налет и все втроем — я, лошадь и собака — ложились на землю, Альфа прижималась ко мне и закрывала от страха глаза. Я отгонял ее от себя и подбадривал голосом: — Вперед, Альфа, вперед! Она вскакивала, немного отбегала, но тут же возвращалась. Чтобы снова приучить Альфу к связной службе, мы обозначили два «поста» и заставляли ее бегать между ними. Первый «пост» — наша землянка, второй — в километре от нее, в овраге. Там находился Миша. Я посылал Альфу к нему, а он ко мне. По пути Квитко взрывал недалеко от собаки «пакеты». Альфа постепенно смелела, и мы тешили себя надеждой, что вскоре вернем ее в строй. Но надежда наша не сбылась. Летом сорок третьего года наши войска разбили противника на Курской дуге и погнали его на запад. Фашисты отходили с боями и усиленно минировали дороги, берега рек, лесные опушки. Мне надо было поехать в дивизионный ветлазарет. По большаку туда — километров пятнадцать. «Зачем ехать так долго, когда можно напрямик»,— подумал я и поехал к лесу. Как обычно, Альфа бежала впереди. На опушке она остановилась, обернулась и гавкнула свое «ам». Я крикнул: — Стоять, Альфа! На опушке ничего подозрительного обнаружить не удалось; земля ровная, никаких следов минирования. На деревьях тоже никаких знаков. Иногда наши саперы не успевали обезвреживать минные участки и прибивали на столбах или деревьях дощечки с крупной надписью: «Заминировано». И я решил, что все в порядке, путь безопасен. — Вперед, Альфа! Прямо! — приказал я Альфе, и та, взмахнув хвостом, побежала в лес. Ехал я шагом, не правя конем,— он сам осторожно лавировал между деревьями. Впереди мелькало серое тело Альфы. Мы проехали метров пятьдесят, и вдруг раздался взрыв... Сокол вздрогнул и остановился. Потом я увидел Альфу... Подойти бы к ней, но нельзя: лес заминирован, можно подорваться. Да и помощь моя ей уже не требовалась... Много смертей я видел на фронте, но эта поразила неожиданно сильно. Никого не обходит война... Даже и бессловесное, преданнейшее человеку животное. Направил Сокола назад по его же следу. Долго после этого не оставляла меня одна и та же мысль: «Кто знает, может быть, Альфа спасла меня и моего Сокола...»
SLIKI: Смертоносное поле Василий Великанов, «Я помню их...» Ночь была мутно-серая, без луны. По полю, шурша, неслась сухая поземка. Саперы-собаководы сержант Пастухов и рядовой Черкасов, получив еще с вечера боевое задание, готовились к вылазке на передний край противника: надо было сделать проход в минном поле противника, открыть своему батальону путь к наступлению. Не впервые это делал сержант Пастухов, но каждый раз при разминировании испытывал какое-то необыкновенное чувство, от которого его зрение и слух обострялись до крайности. Он ощущал себя укротителем, находящимся в клетке среди зверей, от которых ежесекундно можно ожидать нападения. Только было еще труднее. Опасность подстерегала и со стороны. Враг в любой момент мог обнаружить и сорвать боевой план. Пастухов и Черкасов оделись в белые маскировочные халаты с капюшонами и сразу стали казаться толстыми, неуклюжими, особенно низкорослый, плотный Черкасов. Белые накидки надели и на собак. Треф вел себя спокойно, а чувствительный Пурик несколько раз встряхнулся, пытаясь сбросить одеяние, и успокоился лишь после того, как Черкасов, его хозяин, строго прикрикнул: «Нельзя, Пурик! фу!» — Смотри, Черкасов, за своим псом хорошенько,— напутствовал своего подчиненного Пастухов,— а то он у тебя какой-то шальной. — Зато старательный какой, товарищ сержант. А чутье какое! — Старательность, Черкасов, хороша при уме и выдержке, а он у тебя не всегда дисциплину соблюдает. Либеральничаешь ты с ним. Взяв в левую руку поводок от собаки, а в правую щуп — длинную палку с острым железным стержнем на конце, саперы-вожатые вылезли из окопа и встали на лыжи. Пошли, низко пригнувшись. Впереди — Пастухов, за ним шагов через восемь Черкасов. Противник, отступая, изощрялся в минировании: противотанковые заделывал в деревянную оболочку, чтобы не улавливались электрическим миноискателем — «пищалкой», между большими минами закладывал маленькие противопехотные, с проволочкой — чуть ее задел и... взрыв. Несется поземка по полю, крутится около кустарника, заволакивает все мутью. Ровное снежное поле и пологая высота, за которую зацепился противник, безмолвны, кажется, что враг или спит, или отошел. Но нет, враг начеку. Заскользил по белому полю луч прожектора, застрочил пулемет. «Лежать!» — одновременно прошептали Пастухов и Черкасов собакам и, упав в снег, замерли. Рядом с ними прильнули к земле Треф и Пурик. Умолк пулемет. Оборвалась и полоса света. «Прощупывают и пугают...— подумал Пастухов.— Знаем мы ваши повадки — сами побаиваетесь...» Сняли лыжи и, воткнув их глубоко в снег около кустика, поползли. Продвигаться тяжело — тонешь в снегу, зато хорошая маскировка. И поземка мешает, бьет прямо в глаза. Время от времени Пастухов и Черкасов повелительно шептали: «Треф, ищи! Пурик, ищи!» Собаки принюхивались к снегу и, натягивая поводки, рвались вперед. Старательный и горячий, Пурик тыкал нос в снег и чихал. «Тихо, Пурик! Фу!» — сердился Черкасов. И вдруг Треф, обнюхав снег около куста, сел возле него и выразительно поглядел на своего хозяина. Пастухов осторожно погрузил щуп в снег и почувствовал, что тот наткнулся на дерево. Мина! Снял рукавицы и, засунув руки в снег, неторопливо, осторожно ощупал ее корпус — нет ли около или под ней опасной проволочки от мины затяжного действия. Как будто нет. Руки стынут. Надел рукавицы, взялся за лопату, откопал ящик. Тяжелый — будто гвоздями набит! Поставил на попа. Так виднее. Первая есть! Вытер рукавом пот с лица. Черкасов тоже обнаружил мину. Разрывает снег, а рядом с ним суетится Пурик, помогает хозяину выкапывать. Медвежья услуга! Нарвется когда-нибудь... По лапам его надо бить, а Черкасов с ним миндальничает. Недалеко, над окопами врага, низко тарахтел По-2 — «кукурузник». Вскоре один за другим раздались взрывы. Это летчик сбросил несколько мелких бомб. Застрекотали зенитные пулеметы, и словно серными спичками кто-то зачиркал в небе— это побежали трассирующие пули. Луч прожектора заметался по небу, но «кукурузник», прижимаясь к земле, тарахтел уже где-то над своей стороной. «Ушел! — радовался Пастухов.— Не дает им покоя и от нас отвлекает... Молодец!» И опять тишина. Можно продолжать работу. Пастухов и Черкасов досуха вытерли закоченевшие руки и всунули их в меховые рукавицы. Как в них тепло и уютно рукам! Так бы и не вынимал. Но надо торопиться, чтобы до рассвета вернуться к своим. И опять раздаются тихие голоса собаководов: «Ищи! Ищи!» Собаки принюхиваются к снегу, натягивают поводки. Сколько прошло времени с тех пор, как они начали свои поиски, трудно сказать. Может быть, два или три, а может, и четыре часа. Сердце стучит гулко, напряженно, в висках пульсирует кровь. Мокрая от пота рубашка приклеилась к спине, а руки закоченели, пальцы сгибаются плохо. Но проход сделан. Справа и слева от него мины в деревянном корпусе. Они, словно вешки, указывают безопасный путь. Теперь нужно незаметно уйти, ведь вражеские окопы совсем близко. Отползли немного назад и остановились передохнуть. Да и собаки устали. Поджимают ноги — как бы не отморозили подушечки лап. — Сколько взяли, товарищ сержант? — прошептал Черкасов. — Двенадцать. — А я тринадцать. Пурик мой — молодец. Поднимемся, товарищ сержант? — Нет, надо ползти до лыж. Пастухов знал: если противник их обнаружит, то насторожится и до рассвета снова может заминировать проход. Проползли уже много, а лыж не видать. Странно! Наверное, отклонились в сторону. — Черкасов, иди вперед. Да, смотри, осторожно. Солдат встал и зашагал вперед, глубоко увязая в снегу. За ним в нескольких шагах шел Пастухов. Пурик вдруг метнулся в сторону, вырвав из рук хозяина поводок, ткнулся носом в снег и быстро заработал передними лапами. — Пурик, назад! — тихо крикнул Черкасов, но было уже поздно. Раздался взрыв. Черкасову показалась, будто кто-то метнул ему в лицо стеклянными брызгами. Он упал ниц. Противник открыл пулеметный огонь, над головой засвистели пули. Наши ответили. Потом заговорили минометы. Снаряды полетели в нашу сторону целой стаей, вспахивая снежное поле. Черкасов подумал, что его тяжело ранило и он ослеп, но потом, вытерев рукавом кровь с лица, понял, что видит и может передвигаться. Подполз к неподвижно лежащему Пастухову, дергая его за рукав, спросил: — Товарищ сержант, вы ранены? Товарищ сержант! Пастухов не отвечал. Черкасов приподнял его голову и заглянул в лицо. Оно было бледно-серым. Губы чуть шевелились. — Уходи, Черкасов, уходи скорей, а то убьют... — Треф, вперед, ищи! — приказал Черкасов. Прихрамывая и принюхиваясь к снегу, собака пошла вперед, к своим окопам. Черкасов подлез под Пастухова, с усилием взвалил его на спину, пополз. Когда шквал огня затих, два солдата, одетые в белые маскхалаты, вылезли из окопа и поползли к месту взрыва. Ясно было, что с саперами что-то случилось. Они приблизились к ним в тот момент, когда обессиленный Черкасов, с заклеенными кровью глазами, уже не мог больше ползти. ...С рассветом войска пошли в наступление. Батальон хлынул в проход, через минное поле
SLIKI: Пират, ищи! (Рассказ вожатого-сапера) Василий Великанов, «Я помню их...» Произошло это в Латвии. Прибыл я на передовую в самое горячее время. Советские войска успешно наступали, и разминирование велось днем и ночью. Наш батальон только что занял два хутора. Вызывает меня командир батальона капитан Соколов и дает такое приказание: — Проверьте со своим Пиратом блиндаж на хуторе Браунмунша. Он нужен для штаба. — Есть,— отвечаю,— проверить блиндаж! Уже вечереть стало, а противник все бьет и бьет по нашим позициям. Пришлось мне с Пиратом добираться до хутора где перебежками, где ползком. Пират мой — красавец доберман-пинчер. Черно-бархатистый с рыжими подпалинами, великолепного экстерьера, поджарый, мускулистый, отлично подготовлен для миннорозыскной службы. Одно плохо — не обстрелян. Трудноватая была дорога. Но добрались мы до траншеи, подошли к блиндажу. Смотрю — сделан на славу: крыша в четыре наката, бревна толстенные, сверху земли на метр и еще дерном покрыта для маскировки. Траншея перед блиндажом зигзагом сделана и тоже покрыта. Здорово от огня хоронились... Отпустил я поводок подлиннее и приказал: — Пират, ищи! И Пират принялся за работу. Шаг за шагом приближаемся к блиндажу. Движения у собаки резкие, энергичные. Пока не задерживается, тянет вперед. Подошли к входу. Двери открыты — двойные, толстые. Вдруг Пират заволновался, дернул поводок и уткнулся в косяк. Влажный нос так и заходил. Понюхал и сел. А голову поднял и смотрит вверх. И повизгивает. Стал я орудовать щупом — ничего. Шагнул потихоньку в блиндаж, засветил карманный фонарик. Сработан блиндаж аккуратно — стол, топчаны, стены тесом обшиты. Пират меня в левый задний угол потянул. Подошел, обнюхивает стену между углом и дверью и опять вверх смотрит, даже на задние лапы встал. Значит, надо отрывать доски... Зацепил я топором верхнюю и потихоньку отодрал. Песок посыпался. Начал осторожненько разгребать его руками. Разгребаю и тихонько пальцами прощупываю — не попадется ли что... Нет, не попадается. Отодрал еще одну доску и опять разгребаю землю. Стоп! Под пальцами проволочка. «Вот уж точно,— думаю,— наша жизнь с Пиратом на волоске сейчас держится... Только бы руки не дрогнули...» Но ничего — благополучно перекусил проволочку кусачками. Стал раскапывать дальше по направлению к двери. Пират за моей спиной весь изволновался. Добрался я до опорного столба и легонько ткнул щупом в землю. Что-то твердое. Начал копать — ящик деревянный. Вынул. Не очень большой, но тяжелый. Грузная начинка и грозная. Вынес я его в траншею, а мой Пират, как увидел, что я достал мину, сел рядом с ней и успокоился. Я тоже облегченно вздохнул, будто тяжелый камень с души свалился. Но тут же одумался: «Да что же это я? Может, где еще мина есть? Куда-то ведь идет другой, свободный конец проволоки...» Оказалось, он выведен через угол блиндажа наружу. Начал я раскапывать проволоку и тут увидел капитана Соколова. Он шел по траншее в сопровождении двух солдат. — Ну как, товарищ Ленькин? — Блиндаж, товарищ капитан, разминирован. Осталось только проверить, куда вот эта проволока ведет. — Хорошо. Выясните это, а заодно обследуйте весь хутор. Вот вам два помощника,— указал капитан Соколов на солдат. Прежде всего откопали мы проволоку. Привела она к сараю. Пират опять вздрогнул, уткнулся носом в землю у стены, заскулил. Вход в сарай за забором. Перелезли через него. Смотрим — дверь завалена плугами, боронами. Оттащили в сторону, открыли дверь. В сарае лежал хлеб немолоченый, снопами. Так и всколыхнулось сердце от родных крестьянских запахов. Но Пират не дал отвлечься. Бросился к снопам, волнуется, роет лапами. — Эй, кто там? Выходи! — крикнул я. Никто не отвечает. Рассредоточились, стали разбрасывать снопы. На полу оказалась дверка в погреб, и наша проволока туда тянется. Пират так и прилип к этой дверке. Зацепил я ее саперной лопатой и резко откинул. Фонариком сразу же в яму, и два автомата туда же направили. Пират чуть в погреб не прыгнул, но я его придержал и крикнул: — Кто там? Смотрим — сидит мужчина в сером пиджаке, лицо руками закрыл, то ли от испуга, то ли светом его ослепили. — Хенде хох! Мужчина встал, здоровенный, лет тридцати. Поднял руки и забормотал с акцентом по-русски: — Я рабочий... Не трогайте... Я не хочу с фашистами... Хочу в Советскую Армию... Вылез из погреба. Обыскали — оружия нет. Привели в штаб. Там он сначала всякие небылицы плел, а потом во всем сознался. Враги оставили его на хуторе с заданием взорвать блиндаж, когда его займут наши. За этот случай командир батареи объявил мне благодарность. А уж Пирата я сам поощрил — сахаром. На отлично он выдержал боевой экзамен.
SLIKI: Дружок Василий Великанов, «Я помню их...» Однажды в какой-то сожженной деревушке к нам пристал пес — черный, лохматый, грязный. Был у нас тогда в роте замечательный пулеметчик татарин Абдулла Рафиков, тихий такой, малоразговорчивый, но очень смелый в бою и сердечный к товарищам. Так вот, этот Абдулла приласкал беспризорную собаку, накормил ее и даже вымыл в реке. Довольный пес отряхнулся от воды, чихнул и лизнул Рафикову руку. Назвали мы его Дружком. Все мы очень полюбили простого и доверчивого пса, который чем-то напоминал нам мирную жизнь, родной дом. На фронте часто бывало: таскают солдаты за собой то собаку, то жеребенка и в минуту отдыха от боев и походов играют с ними, ласкают и балуют. Дружок быстро свыкся со своим новым положением, обжился в роте и хорошо знал всех бойцов, но главным своим хозяином считал Абдуллу. Как-то раз командир роты сказал Рафикову: — Что он у нас даром хлеб ест? Ты научи его чему-нибудь полезному. Пусть службу несет. И начал Рафиков обучать Дружка военному делу. Обмотает его пулеметной лентой, и ходит пес за ним, носит ее. А потом стал обучать переползанию. Бросит подальше кусочек мяса, ляжет на землю и вместе с собой положит Дружка. Затем сам ползет, собаку за спину придерживает и приказывает: — Ползи... ползи... Пес сначала вскакивал и хватал мясо, но упрямый дрессировщик снова и снова начинал урок. Эту затею мы, конечно, всерьез не принимали. — Охота тебе, Абдулла, с ним возиться. Ползать и породистую собаку нелегко научить. А этот же дворняга. Но Абдулла упорно стоял на своем: — Постой немного. Он ученый будет. Так и вышло. Через некоторое время стал Дружок самостоятельно выполнять команду «Ползи!». А еще позже начал свою боевую службу. Бывали такие случаи: окопавшись на высотке, лежит Абдулла со своим помощником Васей Королевым и сыплет из пулемета по врагу. Где-нибудь в укромном месте — патронный пункт. Там Дружок лежит. И вот в самый разгар боя, когда патроны у пулеметчиков на исходе, а поднести их из-за сильного огня противника трудно, опоясывают Дружка боеприпасами и посылают к Абдулле. Получив приказание, он срывается и бежит до открытого места, потом ложится и ползет. Тяжело собаке ползти, да и груз у Дружка, но он упорно продвигается вперед и вперед. Снимут с него пулеметчики патронную ленту и посылают обратно. А после боя каждый старается чем-нибудь да наградить Дружка. Однажды во время боя пополз Дружок с патронами к Абдулле, и в это время недалеко от пулеметного гнезда Рафикова разорвалась мина. Пулемет замолк. После успешной атаки мы поднялись на высотку. Там мы обнаружили тяжелораненого Васю Королева и навзничь лежавшего бездыханного Абдуллу. Рядом с ним был его верный Дружок. Положив на грудь своего хозяина передние лапы, одна из которых была перебита осколком, он тихонько скулил... Похоронили мы своего боевого товарища на опушке рощи, недалеко от деревни Голубочки. На могиле поставили маленький деревянный памятник, который покрасили охрой, и написали на нем: «Погиб смертью храбрых за Советскую Родину пулеметчик Абдулла Рафиков, год рождения 1912». А Дружку перевязали раненую ногу и положили его в позозку. Наша часть отходила. Ночью мы выехали из деревни и к утру, проехав километров десять, вдруг заметили, что Дружка нет. Куда он делся — никто не знал. Дня через два мы снова с боем заняли деревню Голубочки и пошли на могилу товарища. На опушке леса остановились пораженные: надмогильный деревянный памятник выворочен и разбит, а у могилы лежит Дружок с простреленной головой... От местных жителей мы узнали вот что. После нашего ухода из деревни в нее вошли фашисты, и один из них, проходя через опушку леса, увидел могилу Рафикова. Он подошел к ней и ударил ногой по деревянному памятнику. В это время из-за дерева на него бросилась хромая черная собака и вцепилась зубами в ногу. Немец сначала испугался, закричал, а потом, придя в себя, прострочил собаку автоматной очередью... Мы закопали верного Дружка тут же, под деревом, около могилы его хозяина — славного пулеметчика Абдуллы Рафикова.
SLIKI: Из жизни Харди Савелий Гуртман Умный любит учиться, а дурак - учить. (Из «Записных книжек» А. Чехова) Собаковладельцы - страдальцы. Перед собаками надо унижаться. (Из «Записных книжек» И. Ильфа) Советам следуй, но с умом! (С. Михалков «Слон-живописец») СОВЕТ ЗНАТОКА Опытный собачник учил начинающего: «Если щенок на улице сам не подходит, то, когда поймаешь, поддай ему». Дескать, он это запомнит и будет порядок. Опытный изрек, начинающий исполнил, боксер запомнил. Полностью доверяя хозяину, Харди, тем не менее, отказывался подходить к нему, когда надо было возвращаться с прогулки. Однажды зимним вечером я никак не мог увести его домой. Чтобы он сам вошел в подъезд, я и от дома отъезжал, и поднимался к себе на девятый этаж. Тщетно. Он бежал за троллейбусом, лаял у подъезда, но домой не шел. У нашей прогулки не было конца. На рассвете пес стал быстро бегать взад-вперед. Он нарочно задевал меня, явно желая быть пойманным. Сумев как-то изловчиться, я упал на бегущего пса, вдавив его в снег. Умиротворенные, мы тихо лежали в снегу, довольные, что наши мытарства наконец закончились. Позднее я воспользовался советом, напечатанном в одном журнале. Когда Харди не подходил, бросал в него камешки. Харди видел это. Однако когда он ощущал толчки от камешков, то подбегал ко мне, чтобы я его пожалел. За пару дней этот прием избавил Харди от боязни подходить к хозяину во время прогулок. ТАК ДЕРЖАТЬ! Рыхлый и глубокий снег после оттепели покрылся коркой наста. Мой боксерчик Харди как-то ухитрялся бегать по нему, не проваливаясь. На дорожке показалась маленькая тучная женщина с большим псом, тащившим ее за поводок. Пришелец вырвался из рук хозяйки и бросился на щенка, вминая его в снег. Громкий лай и оскаленная пасть не оставляли сомнений в намерениях пса. Нарочно не называю породы этого кобеля, чтобы не бросить тень на его благородных сородичей. На мой крик «Уберите собаку!» женщина самоотверженно рванулась вперед, продавила наст и утонула в снегу. Не помню, как я оказался возле пса и схватил его за ошейник. Было не до мыслей о безопасности. В памяти промелькнуло, как однажды мне повстречался крупный боксер, который боялся всего на свете. Каждый шорох вызывал в нем панический страх. Более жалкого зрелища видеть не доводилось. Хозяева объяснили, что в детстве боксера сильно напугали. Не знаю, что меня волновало больше, увидеть малыша сломленным физически или психически. Рывком выдернул пса из снежной ямы. Со дна ее сразу же раздалось воинственное тявканье. Выкарабкавшись наверх, щенок с яростью вцепился в морду удерживаемого мною обидчика. Не было ясно, кого от кого защищать. Если у моих внучат возникают какие-то сложности, мы вспоминаем стойкого маленького Харди и говорим: «Так держать!» ЧЕТВЕРОНОГИЙ ВЛАСТОЛЮБЕЦ Полугодовалый боксер Харди, как это и положено кобелю, попытался захватить власть в семье, когда хозяева были в отъезде. Рыжий целыми днями облаивал тещу и не давал ей прохода. «Да пусть будет главой, лишь бы меня оставил в покое!» - взмолилась она. История и жизненный опыт могли бы подсказать ей, что диктаторы всегда стараются держать всех в страхе. По окончании нашего отпуска щенок оставил свои намерения и стал вести себя пристойно. Через пару лет, как-то загрипповав, я на несколько дней оказался в постели. Неожиданно жена вбежала ко мне в комнату: «Наведи, наконец, порядок в доме!» Оказалось, списав затихшего хозяина со счета, Харди решил повторить свою попытку. Он непрерывно облаивал жену и тещу, не давая им работать на кухне. Вспомнились байки о кобелях-боксерах, которые терроризировали семьи хозяев. Я подозвал бузотера. Он рявкнул, дескать, лежи и помалкивай, пока тебя не трогают. О лечебной дремоте пришлось забыть. В результате мужского выяснения отношений пес понял, что командовать семьей ему не придется. К сожалению, при этом одними словами обойтись не удалось. Надо отдать кобелю должное - уступил он не без боя. Харди трижды начинал борьбу заново. Однако в конце концов не выдержал и так быстро ретировался, что сбил с ног жену, входившую в комнату. Боксер где-то залег. У меня на душе тоже было не сладко. Через некоторое время что-то рыжее замаячило в дверном проеме. Началось новое-старое бесконечное выяснение отношений «Кто кого больше любит?» Жена была довольна, что порядок в доме восстановлен, а мужчины умиротворены. Но постепенно ее настроение изменилось - наверняка, из-за того, что не была участником последней разборки. ЧЛЕН СЕМЬИ Встречая хозяев, боксер Харди, как всякая добропорядочная собака, прыгал от радости и любви. При словах «до свидания», понимая, что уходят без него, безропотно шел на свое место. Он покровительствовал младшему члену семьи - девятнадцатилетней дочери. Не одобрял, когда ей делали замечания или рано будили. Пес ворчал на громкие разговоры или споры и на приятные слова, относящиеся не к нему. Эти черты характера проявлялись у четвероногого члена семьи не часто. К себе серьезно относился только он сам, вызывая у всех лишь улыбку. Жену забавляло, что он ревновал нас друг к другу и даже к новому торшеру, которому не простил симпатий хозяев. Иногда Харди мог и заупрямиться. Однажды он не пожелал выйти из комнаты, сев перед открытой дверью. Теща потребовала: «Уходи! (Никакой реакции.) Пошел отсюда! (Ноль внимания.) Убирайся вон, я тебе говорю! (Словно окаменел)». Пришлось мне вмешаться: «Хар-денька, выйди, пожалуйста». Пес, не спеша, поднялся и вальяжно вышел в коридор. Удивленной теще я авторитетно объяснил: «Харди любит ласковое обращение». Мои сотрудницы часто интересовались, как поживает Харди. Одной из них эта история напомнила поговорку «Доброе слово и кошке приятно». Но было и другое мнение: «Дело не в ласковых словах, а в том, что Харди слишком хорошо знает своего хозяина». Возражений не последовало. Может быть, действительно, собака знала своего хозяина лучше, чем он сам себя. САПОГИ Как-то мы не спеша прогуливались с боксером Харди. Неожиданно из подвального окна соседнего дома выскочила бездомная кошка и бросилась на пса. Наверняка рядом были ее котята, и она решила провести «зачистку» окружающей территории. Наша объединенная сила, конечно, значительно превосходила одну кошачью. Но возможная победа могла оказаться пирровой, оставив Харди без глаз. Я рывком поставил Харди на задние лапы и руками прижал голову к себе. Понятно, что в таком положении оказывать какое-либо сопротивление кошке мы не могли. Она прыгнула на Харди и начала карабкаться вверх к его голове. Я не знал, что и делать. Даже удерживать Харди мне удавалось с большим трудом. Сильный пес пытался вырваться и броситься на обидчицу. Ситуация стала критической. В этот момент с нами поравнялись три офицера, вышедшие из училища МВД, расположенного неподалеку. Они тут же согнали кошку, но она и не подумала оставлять собаку в покое. Однако заступники, умело владея сапогами, обеспечили псу надежную защиту. Наверно, не многие могли бы так тепло, как Харди, вспоминать сапоги сотрудников МВД. НАХОДЧИВЫЙ ХАРДИ Мы с женой стояли на берегу длинного озера в парке. Между нами сидел боксер Харди. Вдруг мы все увидели, что от утиного семейства, кормившегося в конце озера, отделился утенок и быстро поплыл в нашу сторону. Мать, громко крякая, пыталась его остановить, но озорник словно ничего не слышал. Бедная утка металась, опасаясь и бросить свое семейство, и позволить уплыть малышу. Ну, чем ей помочь? «Придумай что-нибудь», - с тревогой произнесла жена. Решение пришло сразу: «Бросим палку перед утенком. Он испугается и вернется». Не успел я это договорить, как пес прыгнул в озеро и, оказавшись в трех метрах перед утенком, стал бить лапами по воде. Озорник струхнул и тут же развернулся назад. Подоспевшая мамаша увлекла его с собой. Боксер сразу же возвратился на берег, отряхнулся и, как ни в чем не бывало, сел между нами. Так и не знаю, Харди остановил беглеца, выслушав меня, или он сам додумался до этого. БОДЛИВЫЕ БУРЕНКИ Мы с маленькой дочкой вечером на даче любовались возвращением домой стада. Не верилось молве, что одна из бредущих буренок норовит всех забодать. На следующий день проведали стадо на пастбище. Я опирался на стоящий сзади велосипед, малышка копошилась передо мной, вокруг паслись коровы. Вдруг дочка вскрикнула: «Корова!». Я не заметил, как тихо приблизилась рогатая, без какого-либо повода, нагнув голову, пошла в атаку и уже почти поддела ребенка. Пугаться было некогда. Рывком подняв дочку, повернулся назад и поставил ее за велосипедом. При этом мелькнула мысль: «Наверняка, все подумают, что корова проткнула меня сзади, когда я убегал от нее». Сразу же опять развернулся лицом к корове. Неожиданно она стала медленно отходить в сторону. Наверно, из-за того, что, резко поднимая девочку, ее ногами случайно ударил бодливую по морде. С коровами общался и наш боксер Харди. У него вдруг проявился пастуший инстинкт. Однажды, увидев одинокую буренку, пес забеспокоился и пригнал ее к стаду. Как-то встретившись с другой коровой и ее дочерью, Харди решил развить свой успех. Мамаша быстренько его отвадила. Тогда он стал с удвоенным рвением облаивать телку. Мои попытки оттащить пса были тщетны, а окрики лишь возбуждали его. Защищая своего ребенка, корова беззвучно приблизилась сзади и, выставив рога, двинулась на него. Как спасти обреченную собаку?! Когда Харди был щенком, я приучил его по условному окрику отбегать, чтобы он не попал под транспорт. Вопль «Машина!» спас его.
SLIKI: Собака на любителя Сергей Литовкин Мы с женой, вообще, очень любим животных, а собак и кошек - особенно. С тех пор, как я уволился в запас с военной службы и переселился из Москвы в подмосковный поселок, у нас постоянно проживает не менее трех кошачьих персон. Кот и пара кошечек. К сожалению, коты часто страдают от взаимной борьбы и гибнут в столкновениях с бродячими псами. Достается им и от дурных людей, которых, увы, хватает в округе. Порядочный кот обязан ежедневно обежать и пометить территорию не менее гектара, выгнать посторонних котов и поухаживать за знакомой кошкой. Надо еще и позаботиться о харчах - напомнить хозяину, утащить, что плохо лежит. При уменьшении кошачьего поголовья - мгновенно появляются крысы, а это неприятно и противно. Они ведут себя как хозяева, уничтожают припасы и все, что может быть изгрызено. Бревна и доски они проходят насквозь, оставляя вентиляционные каналы для зимних морозных сквозняков. Испытав однажды их нашествие, мы охотно кормим, поим и холим наш «трикотаж». А еще, у нас есть любимая собака - девятилетняя Даная - ризеншнауцер. Выглядит она, обычно, когда нестрижена, как огромная черная болонка. До нее, у нас собак не было, поэтому, воспитывая Данку мы наделали почти все возможные ошибки. Собака выросла шебутная, не слишком послушная, горластая и хитроватая. Нам ее, одномесячным щеночком, почти насильно навязала наша приятельница-соседка, измученная обильным потомством своей ризенухи. Наверное, мы не единственные, кто клюнул на обаяние маленького щеночка (или котеночка) смешного и беззащитного, ласкового и милого. Знать бы заранее, что вырастет из чудесного малыша. Соседку я за этот подарочек иногда называю - «хозяйка матери моей суки». Звучит - несколько ругательно, но ничего плохого в этом правдивом определении нет. Живем мы с женой, сыном и нашими дорогими животными в недостроенном полутороэтажном доме, доведение которого до ума и составляет мою основную заботу и головную боль. Правда телефон, отопление и водопровод у нас имеется, однако качество каждого из этих элементов цивилизации вызывает массу нареканий. Но, не хочется о грустном. В ту ночь в середине августа периодически меня будил собачий лай и вой. Для наших мест это явление обычное и особого внимания я на шум не обратил. Запомнил, однако, что голос одной из собак был густой, громкий и, какой-то бархатный, если так можно сказать. Утром на крыльце обнаружился довольно крупный коричневый пес - доберман, жалобным взглядом, приглашающий вникнуть в его ситуацию. Он скулил и, казалось - плакал, выражая своей позой абсолютную покорность. Проблем, по-видимому, у него хватало. Выглядел он крайне отощавшим и простуженным, а так же избитым и израненным. Глаза красные, нос опухший, множество уже полузаживших и свежих ран, явно зубастого происхождения. Тем не менее, порода из него так и перла. Я не шибко разбираюсь во всяких там экстерьерах и нормативах, но мне показалось, что эта псина может смело претендовать на звание собачьего Аполлона. В этом мире красивым живется лучше, чем прочим. Общение с ними приятно. Всем хочется, по возможности, помочь им хоть в чем-то и получить за это благодарный взгляд прекрасных глаз. Красота лучше любого пропуска и визитной карточки. Неудивительно поэтому , что красавцы и красавицы, избалованные окружением, частенько обладают дурным и вздорным характером. Взгляд красавца-добермана нас, прямо, загипнотизировал, при этом, пес казался очень покладистым, милым, но несчастным. Ну не выгонять же его, больного, на улицу? И, вот, покормили мы его на крылечке и пригласили в только что отстроенную гостиную, преимуществом которой было наличие дополнительного отдельного входа в дом. Нам казалось, что, как только будет сообщено о находке собаки, мгновенно обнаружится ее хозяин, несомненно, проливающий горькие слезы от утраты. Это мнение перешло в уверенность после того, как мы обнаружили четырехзначное зеленое клеймо в ухе пса. Редкая шоколадная масть и клеймо - чем не паспорт? Пока жена занималась лечебными процедурами с нашим гостем, я взял справочник, листок бумаги, ручку и сел на телефон. Не прошло и двух часов, как передо мной во всей прискорбной обнаженности прорисовалась картина собакоразведения (кинологии) в России. Оказалось, что развал СССР самым жестоким образом повлиял на распад и разложение, некогда стройной собачьей иерархической системы. Пусть простят меня кинологи, но мне показалось, что, подавляемые при тоталитаризме, неприязненные отношения между различными породными и региональными течениями, сходные с межнациональной враждой, вылились в катастрофическое размежевание. Теперь на развалинах прежнего единого собачьего и кошкиного дома разбили свои таборы несколько крупных и огромное множество мелких ассоциаций, федераций и объединений. Причем, каждая лавочка имела свою систему учета животных, их маркировки и поставки на рынок. Или, как правило, не учитывала ничего. Наибольшее доверие вызывали две крупнейшие организации, находившиеся в перманентной борьбе между собой, но в промежутках между боями, продолжавшие ответственное дело учета подведомственных барбосов. Уже четвертый лист заполнен номерами телефонов, именами собачников и названиями питомников, а дело с места не сдвинулось. Получалось, что клеймо не принадлежит никакой из известных фирм, а собаку с такими параметрами никто не ищет. Почти везде записывали мои координаты и обещали помочь, если проявится хозяин. В детстве я очень обижался, когда люди не выполняли, данные мне обещания. Однако, с возрастом я понял для себя одну очень простую, но важную вещь. Формулируется она следующим образом: - «Если тебе что-то пообещали, то это - признак хорошего к тебе отношения. Никакой связи этот акт с существом обещания и сроками его исполнения не имеет. Если хочешь чего-то добиться, то не выпрашивай обещаний, а ищи заинтересованность». После того, как я принял такую модель поведения, ссоры с друзьями почти прекратились, а проблемы стали разрешаться быстрее. Очень рекомендую. Но я все это рассказываю к тому, что помочь с поисками хозяина добермана все обещают, но заинтересованных лиц, кроме меня, пока не видно. За обещания я выразил всем благодарность и задумался. Доберман не страдал отсутствием аппетита и вел себя очень тактично, но на какие- либо команды не откликался. Мы, даже, решили, что он иностранец и попросили тещу, преподавателя немецкого, подать несколько команд на иностранном языке. Ноль внимания. Положение исправилось благодаря кусочку сыра, который пес увидел у меня в руке. Не отрывая взгляда от лакомства, он исправно выполнил короткую программу : - Сидеть! Лежать! Рядом! Голос! и т.п. Однако, получив сыр, - мгновенно потерял интерес к подобным глупостям. Используя новый кусочек Пошехонского, удалось подобрать сочетание звуков, на которое собака реагировала, дергая ушами и поднимая нос. Получилось что-то похожее на “ест”. Решили, что Вест будет звучать лучше. На этом и остановились. В течение последующих трех дней я продолжал исправно обзванивать всяческие собачьи организации и, даже, дал несколько объявлений в газеты и через Интернет. Наиболее доброжелательны в телефонных беседах оказались работницы и содержательницы различного рода приютов для бродячих животных. Причем, по крайней мере, каждая третья из них носила имя Светлана. Думаю, что в этом есть какая-то закономерность. Они предостерегли меня от передачи пса в случайные руки. Существовала опасность, что он станет напарником какой-либо нищенки-побирушки или попадет на смертельный собачий бой для развлечения новорусских эстетов. Возможны так же варианты: стать блюдом в корейском ресторане или потерять шкуру ради чьей-то кожгалантереи. И это - еще не все. Запугали меня капитально, а они-то знали правду о жизни собачьей. Мы уже начали привыкать к Весту и подумывали о том, что можем оставить его у себя, если хозяин не проявится. Пока, он находился на лечении в карантине - в гостиной, куда другие звери временно не допускались. Пес очень страдал от одиночества и нахально ободрал когтями новую дверь и изодрал около нее линолеум. Будучи за это отруганным, он исправно принимал виноватый вид, но безобразничать не прекращал. Однажды, я оставил приоткрытой дверь в коридор основного дома и Вест осторожно через нее туда проник. В это время в коридоре находилось два кошачьих существа. Через долю секунды по лестнице, ведущей на второй этаж пронесся вихрь, издававший мяворычащие звуки широкого динамического диапазона. Со второго этажа в этой части моей недостройки был ход на чердак, где имелся в наличии путь для кошек на крышу через слуховое окошко. Причем, этот путь представлял собой пару длинных тонких досок, установленных с изрядным наклоном. Собака, следуя за кисками со скоростью пушечного ядра, не смогла, однако, добраться до окна и повисла между досками, раскачиваясь и повизгивая от обиды. Повезло всем. Кошкам удалось спастись, а Вест, не преодолев подъем к окну, избежал переломов собственных костей, которые обязательно возникли бы при его весьма вероятном падении с крыши. На нашей крутой крыше и кошкам бывает тяжело удержаться. Итак, еще одна проблема - несовместимость добермана с мышеловками. Надо сказать, что и ризенуха котов не слишком жалует, особенно если они крутятся около ее миски. Она периодически получает взыскания за попытки хватануть кого-нибудь за пушистый бок и на некоторое время успокаивается. Данка, как-никак, выросла в кошачьей среде и, даже, побаивалась одного из старейшин - Мурзика. Тот остался жить на городской квартире и всегда резко выражал неудовольствие, когда мы привозили туда Данайку. Обычно неразговорчивый, он, при ее появлении, выдавал такую серию возмущенного мява, что перевод казался очевидным: «Вы, что - сдурели? Собаку - в квартиру!». Понимая, что здесь ей не все рады, она молча бочком пробиралась в дальний угол и старалась не высовываться. Наш знакомый ветеринар порекомендовал дрессировщика - кинолога, которого мы пригласили для добермана. Мы надеялись, что с его помощью можно будет погасить неприязнь Веста к кошкам, сожрать которых мы позволить никак не могли. Во первых - они гоняют крыс, а во вторых - мы их любим. Или наоборот, что несущественно. Хотелось также выяснить особенности его поведения с помощью профессионала. Кинолог, Андрей, оказался молодым человеком небольшого роста крепкого телосложения, доброжелательным и общительным. Ничего особенного - один из нас. Вест же, в отличие от меня, сразу понял кто есть кто и без всяких уговоров, подхалимски заглядывая Андрею в глаза, выполнил серию команд обязательной программы. Мы еще минут сорок потоптались в приусадебном лесочке, отрабатывая и закрепляя более сложные элементы, владение которыми придает порядочной собаке лоск и уважение в интеллигентном обществе. - Да, все он знает, - сказал кинолог и предложил перейти к самой волнующей проблеме. Я же попросил довести до кобеля следующую аксиому: - Кот - хозяйское добро. Его надо беречь. Котов жрать и гонять нельзя! Обижающий кота - обижает хозяина его и т.п. почти по Библии. - Угу, - ответил Андрей, - Попробуем, но дело непростое. Дрессировщик усадил мою жену с молодой серой киской - Пухой на диван в гостиной и отправился за кобелем, с которым я продолжил прогулку. На Веста был надет жесточайший ошейник с довольно длинным поводком, после чего мы втроем вошли в комнату. Мгновенно оценив обстановку и обнаружив кошку на диване, пес выполнил классический прыжок. При этом, в момент отрыва его тела от земли бесшумно распахнулась огромная, как том Большой Советской Энциклопедии, пасть, обильно усеянная крупными, крепкими, острыми зубами. Что-то подобное я видел по ящику в передаче о животных, посвященной крокодилам. Стремительный полет зубастой пасти был неожиданно остановлен резким рывком поводка. Пасть закрылась и приземлилась с большим недолетом. Вест удивленно и обиженно крякнул и присел, пытаясь повторить прыжок, но был грубо оттащен на поводке в дальний угол. Затем Андрей снова и снова предоставлял псу свободу и пресекал его прыжки, виртуозно владея поводком . Для усиления внушения он, предотвращая нападение, довольно сильно хлестал по корме агрессора цепочкой запасного поводка. Вся эта кутерьма добермана очень расстраивала и удивляла. До кошки он никак не мог добраться, а каждая попытка схватить врага приводила к боли. Периоды задумчивости перед прыжками все увеличивались и уже составляли несколько долгих минут. Наконец, хитрый пес сделал какое-то обманное движение и в резком рывке порвал кольцо поводка. Страшно представить, чем это могло грозить обитателям дивана, если бы дрессировщик не успел перехватить на лету собаку. С громким стуком в обнимку они приземлились в одном метре от объекта нападения. Пуха прошипела, делая “кобру”, и сказала - Ми!. Жена, натерпевшись страха, охотно уступила мне место на диване с пуховой провокацией. Еще минут двадцать продолжались аналогичные процедуры с некоторыми вариациями, но требуемого результата добиться не удавалось. Максимальное время, в течение которого, Вест прохаживался по комнате, косо с подозрением посматривая на Пуху у меня на коленях, не перевалило за четыре минуты. Никогда, наверно, не забуду своеобразную красоту и элегантность Вестовых бросков ко мне и резко раскрывающуюся, как парашют, огромную угрожающую пасть, охватывающую почти все мое зрительное поле. Ужас кошмарный. Сидя с задремавшей кошкой на коленях, я вертел в руках разорванное в месте сварки колечко поводка. На таком кольце я, не задумываясь, согласился бы закрепить страховочные тросы, ползая по корабельным мачтам. А зверюга - взял и порвал. - Видать, ничего не получится, - сказал усталый Андрей, - это у него слишком крепко и глубоко засело. Думается, что после большой серии занятий мы добьемся того, что при хозяевах он кошаков не тронет. Но в один прекрасный день он вам вашу удавленную киску в спальню притащит. Искренне при этом еще и героем-защитником будет себя чувствовать. Кобель - одно слово. А, вообще, у этой породы такое - сплошь и рядом. И кинолог, обидевшись на Веста за упрямство, рассказал все, известные ему, гадости про доберманов. Мне, даже, захотелось за них заступиться. Итак, наступил момент, когда мы начали искать для приблудной собаки хоть какого-то приличного хозяина. Я сел на телефон и стал уговаривать всех псолюбивых Свет помочь пристроить этого кошкофоба. Нас внесли в разные картотеки и порадовали обещаниями иметь в виду. Изрядно досталось и старым нашим друзьям, которым я, пытался навязать кобеля. Здорово их напряг. Приятель Юра Лужский, заслышав мой голос в трубке, закрывал микрофон и уныло объявлял домочадцам: - Опять этот - с доберманом. Скажите, что я вышел. Заманив другого товарища к себе под благовидным предлогом, я попытался подружить его с собакой, красочно расписывая возможное повышение его статуса в глазах окружающих за счет столь породистого спутника. Я уверял, что даже самый неприглядный мужичонка, держащий на поводке такого красавца, выглядит орлом. Фокус не прошел. Друг и так чувствовал себя солидной птицей. Хотя Вест вел себя очень прилично и показывал свою лояльность к вероятному хозяину, пытаясь забраться в его машину. Пожилой родственник нашей знакомой, как оказалось, давно мечтал иметь породистую собаку и, оставшись один на старости лет, решился.... Мы рассказали деду все, что требовалось для управления доберманом, предупредили о необходимости строгого соблюдения порядка и пресечения самовольщины. Тот выслушал и, похоже, пропустил все мимо ушей. На совместной прогулке Вест таскал его на поводке и, не будь меня рядом, вообще б , наверно, вырвался. Оставив деду собаку, мы уехали с изрядными сомнениями. Дома мы сообщили кошкам, что их смерть уехала. Кажется, они поняли и обрадовались. Счастье, однако, было недолгим. Через пару дней стало известно, что доберман отобрал у деда все харчи, а когда тот заперся от собаки на кухне, надеясь перекусить, был повержен и посрамлен. Вест выбил стекло из двери и оккупировал кухню. Хозяина попросил удалиться. Пришлось забрать собачку во избежание более крутых последствий. Доберман, при нашем появлении, очень обрадовался, лез облизываться и всю дорогу скакал и вертелся, стоя на заднем сидении авто. - Смерть приехала назад, - сказал я котам. Они сразу все поняли, увидев Веста, и смылись повыше и подальше. А тут еще и взаимоотношения с соседями обострились. Когда в доме напротив пропал любимый кот, то сразу обвинили в этом Веста, хотя на улице тот прогуливался только на коротком поводке под моим неусыпным контролем. Минуло уже больше двух месяцев, как к нам пожаловал в гости пес, но хозяин не находился. Ни новый, ни старый. Заезжала одна леди, разыскивая своего, давно пропавшего кобелька. Железного характера дама. Речь - уверенная, движения -четкие, взгляд - пронизывающий, шаг - строевой. Приехала за рулем «Волги». Голос теплел только при общении с собакой. У такой - не побалуешься. Вест к ней не потянулся , да и она его не узнала. Попыток навязать ей собаку я делать не стал, потому, что впарить ей что-либо было невозможно. Почти без всякой надежды позвонил очередной Светлане (дай ей Господь всего хорошего и побольше) и узнал, что есть заявка на добермана. Света мне дала телефон, но предупредила, что просили взрослого кобеля черной масти. - Наплевать, - подумал я, - красивше нашего коричневого - не найти. Во время прогулок по окрестностям почти все встречные засматривались на пса, останавливались и оборачивались вслед. Он подлечился и поправился за это время, раны затянулись, шерсть заблестела, глаза засверкали. Созвонившись с женщиной из дальнего от меня сектора ближнего Подмосковья, я узнал, что недавно у нее погиб черный доберман, чемпион и медалист. Собаки у нее с детства и зверей этой породы она знает как облупленных. Маленького щенка-добермана брать не хочет, ибо они - исчадье ада. Она сказала, что посоветуется с сыном и, возможно, подъедет. Такой шанс упускать не хотелось и мы напросились приехать с песиком на смотрины. Гостеприимная хозяйка, лет около шестидесяти, небольшого роста, активная и доброжелательная, содержала свою квартиру в идеальном порядке и завидной чистоте. Чувствовалось, что Весту здесь сразу все понравилось. Похоже, что он сам принял решение признать новую хозяйку, а она охотно с ним согласилась. Подошел сын, живущий неподалеку, а вскоре появилась и внучка. Доберман всех воспринимал приветливо, но только на новую хозяйку глядел с послушным восторгом. Ко мне в душу закралась ревность, но я ее подавил. Попили чайку в семейной обстановке. Судьбу пса не обсуждали - все было очевидно. Тепло попрощавшись, мы отправились домой с радостной для котов вестью. Операция по перемещению собаки завершилась к всеобщему удовольствию. Рады все: мы, коты, доберман и новая хозяйка со своими домочадцами. Частенько перезваниваемся с ней, как с хорошей знакомой. Кобель попал в земной рай. Ему подобрали другое, наверно, более подходящее имя, так как этот нахал на новом месте перестал откликаться на Веста. Иногда, встречая на улицах доберманов, любуюсь их гордой статью, но тихо радуюсь, что удалось отлично пристроить подобного постояльца от греха - подальше.
SLIKI: Холод собачий Сергей Литовкин Старший лейтенант Саня Хорин служил в ближнем Подмосковье. Он это делал не один, а вместе с изрядным количеством офицеров, мичманов и матросов, объединенных зоной военного городка и территорией воинской части. Такое количество моряков в сухопутнейшем из приближенных к Москве районов выглядело странновато, но оправдывалось наличием каких-то громадных антенн на территории объекта, косвенно указывающих на принадлежность мореходов к системе связи и боевого управления. Маленький гарнизончик обладал всеми необходимыми атрибутами, включающими караул, КПП, патрули и даже патрульный автомобиль УАЗ-469. Последний, правда, передвигался с большим трудом по причине утраты компрессии во всех цилиндрах двигателя и трагического износа большинства трущихся поверхностей. Приблизительно в таком же состоянии находился и Сашкин мотоцикл «Урал» с коляской. Это очень Хорина волновало и обижало. В мечтах он представлял себя лихим байкером, стремительно рассекающим пространство и воспаряющим над дорожной и бездорожной поверхностью на мощно поющем аппарате. Вместо этого приходилось подолгу реанимировать чихающего колесного друга даже для краткого путешествия в пределах внутренней ограды городка. Требовались большие финансовые вложения для восстановления его двигательной активности. Средств, однако, после перенесенных перестроек и инфляций не оставалось даже на скромное существование. Денежное довольствие выглядело все более и более формальным, теряя свой исходный терминологический смысл. - Надо быть активным и изобретательным, - говорил себе Хорин и предпринимал новые меры для поиска денег, не приводивших, как правило, к обогащению, но отнимавших немало времени, сил и средств. В результате его последних изысканий по сетевому маркетингу вся квартира оказалась завалена коробками с чудодейственным травяным сбором для продления жизни, а некоторые домашние вещи, включая телевизор, пришлось продать для частичного погашения долгов. Жена поехала смотреть телепередачу к своей матери и уже второй месяц не возвращалась назад. Никому и никак невозможно было впарить этот волшебный товар, а сослуживцы сразу заявили, что и задаром не станут продлевать себе такую-растакую жизнь. - Есть идея, Шурик, - сообщил сосед по лестничной площадке во время совместного употребления спиртосодержащей жидкости, отвратительной по цвету, запаху, вкусу и вероятным отдаленным последствиям, - помнишь мичмана Пряхина? Он в гаражах наладил скорняжное производство. Шапки шьет из шкур бродячих собак. Так он, знаешь, сколько за пойманную собачку платит? Твой месячный оклад! Во!! - Тьфу, какая гнусь, - отвечал Хорин, - Бедные песики. Сука – этот Пряхин. Падла бессовестная. - Ты бы лучше не выпендривался. Забыл, сколько мне должен? Отдавать собираешься? Где твои заработки? - Возьми «Долголайфом». Хочешь, аж десять коробок бери. Товарищи, чуть было, не поссорились после встречных рекомендаций соседа о наилучших, по его мнению, способах применения и утилизации волшебного снадобья. - Сам туда полезай, - обижено заявил Саня и недобро помянул родню соседа. В результате недолгих, но бурных препирательств, Хорин дал себя уговорить на пробный отлов бомжующего зверя. При этом были учтены уверения соседа о совершенно безболезненном предстоящем усыплении животного специалистом Пряхиным путем специальной инъекции. Серьезным аргументом послужили также сведения о планируемом отлове и отстреле собак в районе. Об этом, якобы, уже были оповещены некоторые служители местной администрации и их приближенные владельцы животных. - Им, бродягам, все равно не жить, - уверенно сказал сосед, - а так, хоть деньжонок срубим зачуток. Мы только к Пряхину собаку притащим, а там уж, - его дело. Грех на нем. Отлов зверя спланировали произвести в тот же пятничный вечер. Когда на улице стало совсем темно, Саня с соседом вышли из подъезда, держа в руках мешок из-под картошки и пару мотков веревки. Стараясь быть незаметными и не узнанными, звероловы сразу свернули на безлюдную дорожку. - Надо, было бы, потеплей одеться, - поежился сосед, - холод-то, прям собачий. Стоял ноябрь, и со дня на день ожидалось выпадение первого снега. Ледяной ветер бил в лицо и шуровал за пазухой. Напарники поежились, закурили и направились к дальнему мусоросборнику, куда частенько, на радость котам, крысам и собакам, сбрасывал невостребованные пищевые отходы местный пищеблок. На охотничьем участке, однако, собак не наблюдалось. - Видать, не сезон, - запахнул поплотнее куртку Хорин, - пошли отсюда, а? - Подождем. Давай-ка, за кустиками схоронимся. Вчера, говорят, здесь один сундук здорового барбоса отловил, - отвечал сосед, пристраиваясь на пеньке. Прошел час. Холод добрался до костей. Саня несколько раз обошел площадку с контейнерами для мусора и стукнул себя по лбу, - Болваны мы с тобой. Завтра какая-то комиссия ожидается по проверке порядка в городке. Вот и ПХЗ устроили. А мусор, вишь ты, вывезли и площадку вычистили. Тут и таракану не поужинать, не говоря уже о прочих. Пошли домой. - Погоди. Я сбегаю за приманкой. Жене по дешевке колбаски подкинули. Есть ее никто не может. Вонючая. Даже кот лапой трясет и отворачивается, зараза. А собачки, не иначе, на запах прибегут, - сосед сорвался с места и исчез. - Принеси чего-нибудь согреться, - крикнул Саня в холодную темноту, растирая онемевшие руки. Кроме колбасы, в оперативную зону для согрева была доставлена четвертинка какой-то настойки медицинского назначения. Нашлась она в кладовке с вылинявшей напрочь наклейкой. Для растирания суставов - предположили охотники после употребления внутрь. - Нельзя это пить, - поежился Хорин, закусывая выпивку ароматной колбасой. - Ну, выпили же. - И есть это нельзя. - Капризен ты не по доходам, - ответил жестко сосед, отнимая изрядно уменьшившийся кусок колбасы, - прекрати жрать. Это не закуска, а для зверя званый ужин. Собачья радость. Последняя. На газетке, разложенной на пеньке, партнеры аккуратно нарезали колбасу тонкими кусочками и разложили их по тропинке, идущей от мусоросборника к ближайшим кустам. Пристроившись здесь же, они закурили и, преодолевая холод, приготовились к длительному ожиданию. В окружающем морозном воздухе повис запах протухшего столярного клея, издаваемый приманкой. Через несколько минут в районе мусорных баков что-то зашевелилось и с хрюканьем и чавканьем понеслось по тропинке. В темноте местоположение объекта можно было определить только на слух. Пользуясь своей индивидуальной звуколокацией, Саня с упреждением прыгнул навстречу зверю, распахнув мешок. Однако в мешке тут же оказалась нога соседа. Собака, правда, тоже попала между тел, но быстро вывернулась и начала метаться вокруг мусорной площадки, оглашая лаем окрестности. Убегать подальше она не стала, опасаясь, как думается, что эти два эквилибриста могут съесть ее колбасу. Когда удалось выпутаться из мешков и веревок, партнеры разделились и начали преследовать зверя, загоняя его в тупик за домами. Перескочив через заборчик и быстро сокращая расстояние до псины, Саня нос к носу столкнулся с начальником штаба капитаном второго ранга Песковым, но сделал вид, что не узнал его в темноте и шустро помчался дальше. - Хорин! Перестаньте носиться как угорелый, - крикнул тот ему вслед, - Вы завтра за парко-хозяйственный день отвечаете. Набегаетесь еще. - Узнал, гад, - расстроился Саня, - еще и про ПХЗ напомнил. Теперь не отвертеться. Объект охоты изредка проявлялся в темноте размытой тенью или давал о себе знать лаем и ворчанием. Прошла пара часов в бестолковой беготне. Движение, как ни странно, не согревало, а только утомляло замерзших охотников. - Гони на меня! - кричал сосед, размахивая изъятым у партнера мешком. - Гоню, - отвечал Саня, описывая круги вокруг помойки. Охота, тем не менее, приблизилась к логическому концу. Загнав пса в угол, оба набросились на него, прикрывая телами пути отступления, и, после долгой возни, засунули таки его в мешок, который перевязали бечевкой во всех направлениях. Итог составил три укуса, два ушиба, порванные брюки и разбитые часы. Чувство победы и накал борьбы несколько притупили ощущение холода. - Что теперь? – спросил Саня. - Теперь потащим собаку к Пряхину в гараж. Он, как раз, там по ночам над шапками и трудится. Днем-то – на службе отсыпается, а ночью – самая работа. Нас с добычей ждет. Тащить скулящий мешок было тяжело, а путь предстоял неблизкий. До новых гаражей было не менее полутора километров. Для облегчения задачи Саня выкатил из сарайчика, что притулился в соседнем дворе, свой мотоцикл, в коляску которого и погрузили добычу. Не прошло и часа, как удалось раскочегарить заиндевевший движок, после чего механическое транспортное средство неторопливо двинулось в путь. Скорость старались не набирать из-за того, что уже при двадцати километрах в час мотор начинал чихать, стучать и выкидывать дымные клочья, производя шум, более схожий с ревом пикирующиго штурмовика, нежели со звуками мирного трехколесника. Похоже, однако, что не менее трети жителей городка было разбужено в этот ранний час. Седоки радостно отметили, что цветочный горшок, посланный им со второго этажа, цели не достиг. Когда соратники постучались в гаражные ворота мичмана Пряхина, было уже часов семь утра и поблизости начали появляться первые прохожие. - Давай скорее, пока нас не опознали, - засуетился Саня, пролезая с визгливым мешком в узкую щель приоткрывшихся ворот. - Здрасьте, Вам, - пробурчал хозяин помещения, - ишь ты, какие стеснительные. Ну, показывайте свой улов. После распутывания веревок и резкого отступления на расстояние тройного прыжка взорам мореплавателей предстал обиженный светлый бульдожек, пару раз тявкнувший в их сторону и забившийся в угол за верстаком. - Тащите назад, - махнул рукой скорняк, - какой мех с бульдога? С него и варежек не получится. А я зазря собаку мочить не стану. Тем более, породистую. - С чего ты взял, что породистая, - поинтересовался Саня. - Вон, видишь, уши купированы, хвост обрублен. Надо еще клеймо поискать. Наверняка найдется. - Может, пригодится? – жалобно промямлил сосед, - жалко же. Всю ночь за ним, паразитом, бегали. - Нет уж. Я, думаете, изверг какой-нибудь? Мне самому собачек жалко. Я бы никогда в такое дело не полез. Все она, Зойка. Уйду, говорит, ежели не будешь зарабатывать по-человечески, - Пряхин поморщился и начал шарить на полке за дверью. Вскоре он вытащил оттуда солдатскую фляжку и пару раз полноценно хлебнул из нее, - Хочешь, - обратился он к Сане, протягивая флягу. Тот радостно закивал и тут же присосался к горловине. В рот полилась терпкая сладкая жидкость приличной крепости. - Что это? Вкуснятина какая! - Ликер из старых запасов. Ширтрест, что ли, называется. Прихватил когда-то в период антиалкогольной компании. Кум со склада Военторга по блату устроил. Никак не кончается. Пейте. У меня еще несколько ящиков зашхерено. Хотел продать, было, да жалко стало. Привык уже этой штукой похмеляться. Фляжку пустили по кругу и она быстро опустела. - Закусить не найдется, - спросил Пряхин. Саня вытащил из кармана остатки колбасы. - Это есть нельзя, - мичман с отвращением бросил кусок в угол, где его с причмокиванием слопал бульдог, уже немного успокоившийся. - Вот, что, - сказал Пряхин после некоторых размышлений, - тащите-ка Вы кобелька на Птичку. Ну, на Птичий рынок. А там, - сдайте Леше Кривому. Его все торговцы знают. Пристроит он собачку. Много навару не обещаю, но что-то заработаете. Собачка-то, точно, породистая. Разомлевших в тепле товарищей, улица встретила пронзительным холодным ветром и снежной крупой. - Погодите-ка, - сказал подобревший Пряхин, - Вы так замерзнете на своем «Урале» и песика заморозите. Холод-то нешуточный. Пряхин помог Сане упаковаться в старую железнодорожную шинель, неизвестно как попавшую в гараж. На голову его были последовательно надеты две вязаные шапочки и потрепанный меховой треух (собачью шапку Саня надевать отказался категорически). Сверху голову увенчала бронзовая с зеленью пожарная каска. Размер каски был невелик и она потешно возвышалась над «бутербродом» из головных уборов. Бульдог был обряжен в мичманский китель со знаками различия и воротником-стоечкой и зафиксирован в коляске несколькими ремнями, ошейником и, постоянно сползающим, намордником. В процессе привязывания пес все время пытался лизнуть Хорина в нос, чем сильно его смущал и вгонял в краску. Сосед, который сначала испытывал желание тоже ехать на Птичку, неожиданно исчез и был обнаружен сладко спящим в теплом пряхинском гараже. Решили, что будить его не стоит и «Урал» стартовал в сторону автомагистрали, ведущей к столице. Мотоцикл, постепенно прогревая движок, набрал известную крейсерскую скорость и уже приближался к КПП со шлагбаумом, когда там появилась группа крупнозвездных офицеров в аэродромно-попугайских фуражках. Среди них выделялся ростом и статью начштаба Песков, рисующих руками в воздухе какие-то фигуры и линии. - Проверяющие из штаба, - понял Хорин и прильнул к рулю, сливаясь с железным другом. Вся группа была сильно увлечена наблюдением за пассами Пескова и никто не обращал внимания на дорогу, включая дежурного, поедающего глазами начальство. Имелась реальная возможность проскочить. Шлагбаум был открыт и мотоцикл уже почти выполз с режимной территории, когда высунувшийся из коляски бульдог обратил внимание на жестикуляцию начштаба. Похоже, что рубящие воздух движения рук вызвали раздражение пса и он звонко обгавкал начальство. Вся компания совершила поворот кругом и замерла в оцепенении. Мимо них медленно, как во сне, с легким тарахтением проплывал ржавый мотоцикл управляемый пожарным в темной шинели с железнодорожными эмблемами, а из мотоциклетной коляски высовывался мичман с бульдожьей мордой, периодически издававший звуки, весьма напоминающие рычание, чавканье и лай. В этот момент Саня автоматически сделал то, что потом ему постоянно ставилось в вину, хотя ничего противоестественного не случилось. Он просто отдал честь руководству. Поднес правую руку к пожарной каске, подняв локоть на уровень плеча. Все, как положено. Этот жест совершенно вывел из себя бульдога и он залился абсолютно непристойной серией звонкого лая. Руководящая группа офицеров отреагировала совершенно адекватно. - Стой! Назад! Ко мне! Стоять! Смирно!……..- раздались громкие команды оптом и в розницу, выполнять которые вовсе не хотелось. К мотоциклу кто-то побежал, размахивая руками, что еще добавило задору бульдожке, зашедшемуся в самоотверженном гаве. Саня замер и дал газ. Двигатель обалдел от переполнившей его топливной смеси, заверещал, его заколотило мелкой и крупной дрожью, а потом он выбросил в сторону начальства серию вонючих дымных сгустков. Аппарат подпрыгнул и, сделав несколько последовательных скачков, уходя от преследователей, снова перешел на вялый неторопливый ход. - Догнать!, Вернуть!, Дежурную машину на выезд!, Караул, в ружье!!! – неслось сзади и наталкивало на грустные мысли. Бульдожек отвернулся от преследователей и попытался лизнуть Саню в нос, но, не достав, обиделся и опять облаял врагов. Гонка с преследованием по автомагистрали напоминала замедленную съемку. Неторопливый трехколесный «Урал», ползущий и изредка подпрыгивающий в крайней правой полосе никак не догонялся патрульным УАЗом, у которого двигатель глох каждый раз при сближении с мотоциклом на расстояние в десять-пятнадцать метров. При этом шофер – матрос открывал капот, что-то тряс и продувал, после чего машина срывалась с места и, почти догнав мотоцикл, - …теряла ход. Все это сопровождалось бодрым лаем из коляски пса, переодетого мичманом. Один из водителей микроавтобуса, засмотревшийся на эту картину съехал в кювет и вынужден был мобилизовать пассажиров на выталкивание машины. Шансы уйти от преследования были довольно велики, но судьба поставила на пути мотоцикла пост ГАИ. Тормознуть таких ездюков, как Саня в пожарном шлеме и мичман в бульдожьем обличье, было делом чести гаишников. После того, как повелители полосатых жезлов выяснили, что имеют дело с нищим старлеем ВМФ с легкими следами алкогольных воспоминаний и дело пошло уже к тому, чтобы пожелать Хорину счастливого пути, к посту прибыл, все-таки, военный патруль из городка, плавно затормозив около мотоцикла. - Игра проиграна, - сказал Саня бульдогу и снял шлем. Пес скорчил рожу и беззвучно пошевелил губами, словно повторяя Санину фразу. * * * Узнав о Сашиных злоключениях, с телепросмотра вернулась к нему жена. Тесть передал им во временное пользование свою старенькую «Волгу», на которой Саня периодически «бомбит» по московским проспектам, добывая средства на хлеб насущный и возвращая старые долги. Бульдожек, получив кличку «Бизнес» живет у них на кухне и часто сопровождает хозяина в небезопасных поездках на заработки. Первая жена Пряхина - Зоя покинула его, предпочтя ему деятеля, специализирующегося в области нетрадиционной медицины. Поговаривали о каком-то исцелении или, что вероятнее, изгнании из нее недоброго духа. По слухам, она уехала на север, что формально соответствовало действительности, поскольку военный городок находится южнее столицы километров на десять с гаком. Короче, перебралась она к своему экстрасенсу в Москву. Мичман Пряхин вступил в брак вторично, женившись на приезжей учительнице младших классов. Во время совместных прогулок по городку, новая жена часто удивляется поведению собак, панически исчезающих при их с Пряхиным приближении. Что-то они чуют. Хотя мичман с прежним ремеслом давно порвал. Он теперь без отрыва от службы торгует женской косметикой и галантереей, тщательно скрывая свое скорняжное прошлое. Называет себя коммерсантом. Недавно Хорин расспрашивал его, как эксперта - кинолога, об особенностях бульдожьего отношения к маленьким детям. Видать, в семье ожидается прибавление. Строгий выговор с Сани сняли уже через полгода…
SLIKI: Бальт. Собака - Герой Издавна служат собаки народам Севера. Множество подвигов совершили они на этой службе, и человек помнит многие их имена. Хочется, чтобы и Вы, читая об этих героических собаках, запомнили их. Возможно, некоторые из Вас смотрели мультфильм, основанный на реальных событиях про ездовую лайку Балто (1 часть), спасшего детей города от верной смерти. Конечно, многое в мультике придумано, но это, чтобы интересней было смотреть. Здесь же я приведу рассказ, как всё это случилось на самом деле. В одном из парков Нью-Йорка на мраморном постаменте стоит бронзовый пёс. Второй подобный памятник стоит в городе Номе на Аляске. Оба памятника поставлены в честь собаки по имени Бальт (да и вообще собакам - героям). В начале XX века в Номе началась эпидемия пневмонии, грозившая погубить всех детей города. Срочно нужна была вакцина. В Номе её не было, поэтому до ближайшего населённого пункта (300 километров), где имелась вакцина, отправился владелец лучшей в городе собачьей упряжке. До населённого пункта добрались благополучно, а на обратном пути началась пурга. Собаки шли сквозь пургу, напрягая все силы. Прошли 200 км, а дальше не смогли. И одна за другой, обессиленные, ложились в снег. И только вожак Бальт не сдался. Тогда хозяин выпряг Бальта и прикрепил к его ошейнику пакет с лекарством.Другого выхода не было. И пёс будто понял это. Человек о себе не думал, он знал, что ему уже не выбраться из снежного племя. Он думал только о собаке: доберётся ли Бальт до дома, пройдёт ещё 100 км, спасёт ли детей? Временами ему казалось, что где-то вдалеке раздаётся собачий лай, но он понимал, что это галлюцинация. И даже когда горячий собачий язык начал лизать его лицо, он тоже был уверен, что это всего лишь бред... С трудом открыв глаза, человек увидал... Бальта. Откуда он взялся? Вернулся, не найдя дороги? И где лекарство? Человек ничего не мог понять. И только когда к нему подбежали люди, он начал догадываться. А потом ему рассказали всё. Бальт доставил в посёлок лекарство. Однако, едва с него сняли ошейник, пёс выскочил на улицу и стал лаять, звать людей, требовать, чтобы они шли за ним. Конечно, он был предельно измучен и лапы его кровоточили... Но какое всё это могло иметь значение, если там, в снегу, погибает хозяин?! И он привёл людей к замерзающему человеку. Памятники ставят героям. Таким героем был Бальт. Одной из героических ездовых собак. Мы знаем о его подвиге, знаем и о некоторых других. Но сколько собак совершили не менее героические поступки? О нескольких, память о которых сохранилась, Вы прочитаете дальше. текст взят из книги Ю.Дмитриева "Домашние животные", серия:"Соседи по планете"
SLIKI: Подвиг Штурки, или верность Собачьего Сердца Участник полярной экспедиции Георгия Седова штурман корабля "Святой Фока" Н. Сахаров во время дрейфа затёртого во льдах корабля вместе с другими участником экспедиции Кушаковым отправился на разведку. На обратном пути они заблудились, а когда наконец соориентировались, у Сахарова были отморожены руки и он не мог двигаться быстро. Кушаков бросил больного товарища. Но Штурка, верный пёс, остался с Сахаровым, он не отходил от хозяина ни на шаг. И когда Сахаров, пройдя какое-то расстояние по льду, терял сознание, пёс садился рядом, лаял, теребил хозяина. И человек поднимался. Шёл, сколько хватало сил. Снова падал. И снова Штурка, дав хозяину немного отдохнуть, заставлял его подниматься. До корабля оставалось всего два километра. Но силы человеческие иссякли. Тогда пёс помчался к кораблю. Он бегал вокруг, звал на помощь. Однако люди на корабле не понимали - они считали, что Сахаров погиб. Тогда Штурка помчался обратно. Сахаров уже замерзал. И собака бросилась спасать человека. Она лизала его лицо и лаяла в самые уши, тянула его за одежды и толкала. Сахаров пришёл в себя, с трудом приподнялся и пополз по льду. Полз медленно, то и дело останавливаясь А пёс был рядом - не давал человеку заснуть, звал его вперёд. И человек был спасён. Мы знаем немало подобных подвигов. А сколько не знаем?! Но ведь дело не только в подвигах каких-то конкретных собак. Вся жизнь ездовых собак - подвиг. Только Собачье Сердце, несмотря ни на что, умеет так преданно любить. текст взят из книги Ю.Дмитриева "Домашние животные", серия:"Соседи по планете"
SLIKI: Подвиг Аякса Мало кто из Вас знает, как трудились и продолжают трудится сегодня лавинные собаки. Многие думают, что за человека сейчас всё делает техника. Они, конечно, правы, но только частично. Без собак нам не обойтись и по сей день. Как работают лавинные собаки, можно судить на примере немецкой овчарки Аякса. Был случай, когда лавина застигла в пути одиннадцать школьников и двух учителей. На поиски вышли спасательные команды, но долгое время поиски были безуспешны. И люди и собаки выбивались из сил. И только Аякс не уходил - он работал девяносто шесть часов подряд. К несчастью, снег смёрзся, образовался твёрдый наст. Аякс серьёзно поранил лапы, но продолжал работать, пока не свалился без сил. Ему попытались сделать перевязку, тем более что лапы были не только поранены, но и обморожены. Но, едва Аякс пришёл немного в себя, он стал рваться в горы, и люди не могли удержать собаку. Аякс снова рыл снег, оставляя кровавые следы, и в конце концов откопал засыпанного человека, а потом указал людям, где откапывать других. Так работал Аякс. Так работали и продолжают работать другие собаки. Нередко они гибнут, выполняя свой долг. Мы же никогда не должны забывать верных нам друзей. текст взят из книги Ю.Дмитриева "Домашние животные", серия:"Соседи по планете"
SLIKI: Беддгелерт Собаки - очень преданны своему хозяину. Известно много случаев такой преданности, но, к сожалению, не всегда сами хозяева проявляют такое же доверие и верность своим четвероногим друзьям. Примером этого может служить трагичный случай, произошедший примерно 8 столетий назад в Уэльсе, в деревне Беддгелерт. "Беддгелерт" переводится как "Могила Гелерта", храброго пса, но всё по порядку. Гелертом звали волкодава, хозяином которого был принц Луэллин. Однажды, принц уехал на охоту, где пробыл всё утро. Вернувшись домой, первым делом он поднялся в спальню сына. Там принц увидел своего пса в крови, а простыни на кровати сына были тоже окровавлены. Ребёнка же не было нигде видно. Принц Луэллиэн подумал, что это Гелерт загрыз его сына. Недолго думая, он вынул меч из ножен и убил пса. Предсмертный вой Гелерта разбудил ребёнка, который заснул под одним из огромных одеял. Рядом с сыном принц обнаружил труп громадного волка. Тут же он понял, что Гелерт не убивал его сына, наоборот, он спас ребёнка от неминуемой смерти! Принц раскаялся, но изменить ничего не мог - пёс был мёртв. Так был награждён за преданность верный пёс Гелерт. Эта история получила широкую известность 3 века назад, когда Уильям Роберт Спенсер написал об этом печальном случае поэму под названием "Бет Гелерт". В наши дни могилу Гелерта, находящуюся неподалёку от деревни Беддгелерт под горой Сноудаун в Северном Уэльсе, часто посещают туристы, где отдают дань памяти верности собаки.
SLIKI: "Совсем как люди, или Год черной собаки" Для меня Год собаки пришел значительно раньше, чем по китайскому календарю. Все началось с того, как мои друзья привезли мне весной из отпуска маленького черного щенка неизвестной породы, которого подобрали на сельской улице по дороге домой. Какое-то время малыш жил "без имени и вообщем без судьбы", хотя с младых когтей уже начал проявлять свой характер. Для начала он отказался от питания в Макдональдсе (так я в шутку называю сухой корм). Он пригрел себе место около хозяйского стола, поедая все подряд, что ни дадут, - от хлеба до яблочной кожуры и помидоров. Мы пытались назвать его Шарик, Тузик, Бобик и даже Блэки (намек на его черный окрас), но ни на какие имена он не откликался, кроме как на шорох фольги от шоколадки. Этот замечательный звук приводил его в неописуемый восторг - на него он прибегал немедля, садился напротив и смотрел такими преданными глазами, пытаясь поднять то одну то другую лапку: мол, и мне кусочек ! Имя у щенка появилось так же неожиданно, как и он сам - соседская девочка предложила назвать его Лаукс. Домочадцам показалось оно странным, однако звучало хорошо. Щенку оно тоже понравилось, потому что на все другие имена он и ухом не повел, а тут вдруг отреагировал....На первой же прогулке с новым именем, щенок резво понесся в сторону сидевшей на лужайке компании, и мы его позвали: "Лаукс, Лаукс!"... Компания громко рассмеялась: "Совсем как адвокат !" Тогда я не поняла о чем идет речь. Каково же было мое удивление, когда через пару дней я обнаружила, что через дорогу напротив открылась адвокатская контора, возглавляемая адвокатом по имени Лаукс! Так вот откуда взялосьэто странное имя! То-то девочка так загадочно улыбалась, предлагая назвать собаку Лауксом ! За лето Лаукс подрос и возмужал - из пушистого черного колобочка, который боялся спускаться по лестнице - такими огромными казались ему ступеньки, он превратился в крепкого длинногого парнишку, волочившего меня на цепочке во время прогулки, а точнее пробега по улице... Чтобы оправдать свое имя и принадлежность адвокатскому семейству, Лаукс начал проявлять незаурядный талант следователя и исследователя. Для начала он разрыл с десяток ям в саду, куда зарыл все мелкие предметы, найденные в доме. Потом он начал их искать, вырывая новые ямы и норы совершенно в других местах. А когда я в сердцах обозвала его глупой овечкой, он так обиделся , что повытаскивал все лилии из клумбы, пооткусывал у них луковицы и разбросал по всему саду... Не на шутку разозлившись, я отхлестала его прутиком, на что Лаукс ответил новым ударом. Воспользовавшись моим отсутствием, он умудрился вытащить с корнем полуторометровое деревцо из кадки, расчленить его на мелкие кусочки и разбросать по самому светлому ковру в доме. Постепенно комната со светлым ковром превратилась в настоящую комнату пыток. Лаукс начал стаскивать туда все неугодные ему вещи и производить там свои экзекуции.Первой жертвой был тюбик с кремом. Потом пачка с карманными салфетками. К салфеткам у него почему-то особая ненависть - он педантично вытаскивает их по одной, разрывает на мелкие клочки и разбрасывет повсюду, как конфетти. Недавно ему чем-то не угодили мои колготки - он превратил их в спагетти. Несдобровало также подушке и одеялу - он их мучил до ажурного состояния... Особую изощренность проявляет тезка адвоката к моими личным вещам. Прогрызая дырки на моих шапочках и тапочках, он уничтожает следы преступления, поедая выгрызенные кусочки. И все это без воды и без хлеба! Есть подозрение, что таким образом он пытается свалить вину на мышей. Но таких гигантских мышей, выедающих дыры с тарелку я отроду не видала! Мне кажется, он ужасно злиться, когда мы уходим куда-то без него. Он вскакивет на спинку дивана, чтобы достать до окна и выглядывает - куда это мы собрались ! И если мы уходим одни, то он начинает демонстрацию протеста... До сих пор не пойму, как он умудрился похитить мое новое новогоднее платье и отгрызть у него бретельки! Правда, этикетку с ценой он не тронул. Вероятно, чтобы напомнить нам о том, во что может обойтись празднование Нового года - года собаки - без самой собаки ! Гала Петрович Рассказ основан на реальных событиях.
SLIKI: Более десяти лет назад брали мы интервью у генерала-майора Медведева в Центральной военной школе служебного собаководства под Москвой. В числе многих вопросов задали ему и такой: - Как вы относитесь к содержанию собак в квартирах? Генерал пристально посмотрел на нас, выдержал паузу и сказал: - В принципе положительно. Но с одним условием, любая собака, маленькая или большая, декоративная или служебная, должна обязательно работать. Да, да, и малюсеньких болонок тоже. Мы рассказали, как у одного знакомого фоторепортёра работают породистые болонки. - Манюня, - говорит он, - покажи, как пьяный валяется. И пушистый белый комочек падает на пол и уморительно замирает. Другая мопсоподобная собачка на вопрос хозяина: "Кто тебя обидел?!" - лаяла, явственно "произнося": "Длянь, длянь, длянь!" - Вот видите, - торжествовал хозяин. - Она говорит, что её обидела какая-то дрянь! Генерал улыбнулся: - Это конечно, не самая лучшая работа для собаки. Но важно, чтобы она работала. А это значит, что с нею будет работать хозяин. Будет её дрессировать. Тогда "целесообразнее" будет жизнь пса. Интереснее с ним будет хозяину. Особенно важно, - подчеркнул Медведев, - чтобы собака прошла общий курс дрессировки. Иными словами, курс послушания, и чётко усвоила главные команды, без знания которых собака в квартире и на улицах города будет доставлять людям известное беспокойство. Хорошо же обученная собака - большая ценность… - Ценностью считается то, - сказал наш товарищ, прослушав магнитофонную запись беседы с генералом Медведевым, - что ценят. А порой, мы забываем, что выведенные человечеством в течении тысячелетий породы домашних животных - бесценное сокровище. Честное слово, это обидно, - продолжал он. - Возьмите, к примеру, лошадей. Не будь этого прекрасного животного, каким путём развивалась бы история человечества. Освоение земель, хлебопашество, транспорт, военное дело, торговые связи - везде человеку верно служили кони. И как бы мы не урбанизировались, верю: конь будет всегда нужен человеку. То же и с собаками. Это ведь первое одомашненное людьми животное. - А что ты нам доказываешь? Мы тебе вовсе и не возражаем. - Вы то не возражаете, - махнул рукой товарищ, всё больше распаляясь. А мне люди, считающие себя интеллигентными, заявляют: "Собакам в городе не место, да и в квартиру их пускать нельзя. В деревню, к тётке, в глушь, в конуру". Это дога то, добермана, сеттера, спаниеля? - До этого не дойдёт, - успокоили мы товарища. - Уверены? - улыбнулся он. - Убеждены, - подтвердили мы. И рассказали, как позвонили друзьям из Болгарии и попросили выяснить, есть ли у нас в стране редкая порода собак, которую они назвали "арабской гончей с коротким ворсом", и как её приобрести. Знакомые кинологи (специалисты по собакам) пожимали плечами, разъясняя, что впервые слышат о такой диковине. - Ну и что? - спросил товарищ. - Да ничего, просто думается, пока есть люди, которых интересует "арабские гончие с коротким ворсом", собаки на земле, и в том числе и в городах, не переведутся. И подтверждение тому, дрессировочные площадки. На них кипит работа. Здесь интересно наблюдать за поведением животных и людей, за их взаимоотношениями: - Странно, за что Ингул невзлюбил Харриса? - Обратите внимание, что Герда лает только на тех людей, которые боятся собак. - Это потому, что она прихватывает запах страха. - Как это?! - Разве вы не знаете о том, что когда человек пугается, в его организме выделяется адреналин. Его запах, едва различимый, собаки чуют, для них это всё равно что убегающий человек. - Что вы говорите? - Уверяю вас, это так и есть. Научно достоверные сведения! - Мальчик, что-то я тебя раньше не видел? А тебе недавно купили этого щеночка. Первая у тебя собачка? Понятно. - Ну, давай вместе гулять. Не бойся, моя Инга твоего Джерри не обидит. - С чего начать? С люби, конечно, и с терпения. Мама, значит, будет следить за кормлением Джерри. Хорошо. А ты будешь дрессировать? Прекрасно! Вначале отрабатывай команду: "Ко мне!" Подзыв желателен идеальный. Собака должна идти к хозяину охотно и быстро. Всякий раз давай "награду". Это может быть кусочек чёрного хлеба, сыра или сухарик. Писатель Борис Степанович Рябинин рассказывает о книге "Друг, воспитанный тобой", что всех своих собак он дрессировал на хлеб. - Да, запомни, никогда не наказывай собаку рукой или поводком. Это святые для неё предметы. И руку хозяина и поводок собака должна любить., а не бояться их. - Чем наказывать? - Лучше голосом. Повышенный голос для собаки наказание. Почитай специальные книжки. Что будет непонятно - вот мой телефон, звони - помогу. Собаки нужны людям. Учённые доказали, что они играют важную роль в воспитании детей, помогают снимать городские стрессы, "прогуливают" хозяев на свежем воздухе, способствую восстановлению работоспособности. Город без животных, в том числе и без собак, такое же ужасное явление, как и человек, любящий животных, но ненавидящий людей. Очень удручает обилие сейчас бездомных животных. Одичавшие собаки хорошо знают человека. Вот этот накормит, а от этого лучше держаться подальше. Рядом с нами ведут они дикую жестокую жизнь. Нет пищи у человеческого жилья - добудут в лесу. Они умелые охотники. Упорны и изобретательны в поисках добычи. Стойко переносят болезни, холод, голод. А встречаясь с человеком смотрят так, что отводишь глаза. Будто именно ты во всём виноват. И нет тебе прощения. Так и бродит годами возле тёплых домов наша беда и вина. Когда слышишь собачий лай, всегда немного тревожно. О чём же они лают? Скорее всего, о своей судьбе. А ведь она напрямую связана с нашей!
SLIKI: "Надежда остаётся всегда!" Так получилось, что я оказался на улице, такой большой, домашний и породистый пёс. Мои прежние хозяева не очень то хорошо со мной обращались и вскоре я стал им совсем не нужен - так и оказался бродячим псом. Где я только не бывал, чего только не видел… я чувствовал себя таким одиноким, и то и дело прибивался к бродячим собакам, но мне не хотелось быть среди них - они совсем другие, а я не такой как они. Они прогоняли меня и кусали… я уходил, порой убегал. Какое жаркое солнце, как сильно печет, - где же я? На душе тоскливо, страшно и очень хочется есть. Кто бы меня покормил?.. Но вот какие-то добрые люди заметили меня и принесли еды, но неподалёку была стая собак - они набросились на меня, как же было страшно, ведь я даже кусаться не умею! От испуга я закрыл глаза, они повалили меня на землю, но среди их грозного лая и рычания я услышал чей то голос - это была смелая женщина, которая прогнала этих собак и спасла меня от них. Как же я был ей благодарен. Она погладила меня и стала уходить, но я поплёлся за ней. Я был сильно измотан и очень голоден - как же мне хотелось кусочек свежего мяса.. Женщина зашла в магазин и принесла мне поесть, конечно, это не было мясо, но я был так голоден… Я продолжал идти за ней, может быть она возьмёт меня к себе, в тёплый дом и будет моим новым хозяином, а точнее хозяйкой, будет меня любить и кормить, мы вместе будем гулять - это мечта любой собаки, иметь хозяина. Как я этого хочу, ведь я домашний пёс и у меня тоже был хозяин. Я надеялся. Но она остановилась и к ней подошла девочка с собакой, а я так устал, что лёг в траву. Они долго разговаривали и смотрели на меня. И тут я подошёл к ним и лёг рядом, девочка стала меня гладить и зачем то осматривать, она что-то долго искала на моём пузе.. Может быть она будет моим новым хозяином? Но у неё уже есть собака. Что это? Девочка одела на меня цепочку и куда-то повела. Неужели домой? Неужели это мой новый хозяин? Я так этого хочу! Дверь открылась, и я зашёл в квартиру, большой коридор и много места - мне здесь сразу понравилось. Но мы были ни одни - из комнаты вышли ещё одна девочка и мужчина и тоже стали на меня смотреть и гладить. Ах, да в доме ещё была кошка, но я к кошкам равнодушен, а она, увидев меня, забралась на окно и наблюдала. Вечером хозяйка, так я теперь называл девочку, которая меня привела в этот дом, куда-то ушла, но очень скоро вернулась. О, да! У неё в руке был пакет с сырым ароматным мясом! Она нарезала мне целую миску - я был счастлив! Но рядом стояла собака и я на неё зарычал не подумав, чем вызвал негодования у хозяйки, но я был так голоден… Какое вкусное мясо, наконец-то мне удалось удалить чувство голода, я наелся и найдя тихое и прохладное место в ванной - уснул. Так я проспал до утра. Я проснулся, услышав как открывается дверь из комнаты и радостно побежал на встречу хозяйке. Я был так счастлив, - прыгал ей на ручки и даже подвывал. Она оделась и стала пристёгивать ко мне поводок - я снова был счастлив, ведь мы идём гулять! Я чувствовал себя сытым и полным сил, поэтому бежал впереди, потягивая поводок, как гордая, домашняя собака, у которой есть хозяин. Когда мы пришли меня поставили в ванну и стали мыть, они так долго со мной возились, но я нисколько не возражал мне даже было приятно. А потом вытерли полотенцем - они были довольны и я тоже. Теперь я чистый и приятно пах, как настоящая домашняя собака. Я был доволен собой. Неужели я теперь останусь здесь жить и меня никуда не отдадут. Мне так этого хотелось. Вечером мы пошли гулять и с нами пошла вторая девочка, теперь она меня вела. Но я нисколько не возражал, она мне тоже нравилась. Мы долго гуляли в компании других собак, в стаи таких же домашних собак, как и я! А после прогулки меня вновь ждала миска вкусного сырого мяса! Ах, как я был счастлив. Утро. Со мной погуляли, и я улёгся опять в ванной - это было моё любимое место, там было тихо и прохладно. Но девочки куда-то собирались, ко мне подошла хозяйка и одела ошейник с поводком. Мы опять идём гулять? А вдруг меня хотят отдать? Мне стало грустно, я не хотел расставаться с этими людьми. Мы долго ехали - автобус, какие-то электрички… вскоре мы приехали на какое-то оживлённое место. Было много народу и мне стало страшно, хотя хозяйка была рядом и постоянно со мной разговаривала. Но куда же меня везут? И тут хозяйка меня обняла и передала поводок той девочке, которая была с нами. И мы вдвоём отправились с ней в путь. Неужели я больше не увижу хозяйку? Девочка привела меня в свой дом - меня встретили ещё две женщины, они улыбались, увидев меня. Я чуть повеселел. Вдруг это мой новый дом, или через несколько дней меня снова куда-то повезут? Но шли недели и я надеялся, что останусь в этом доме, со своей новой хозяйкой. Девочка, теперь уже я называл её хозяйкой, каждый день со мной гуляла и вкусно кормила. Я уже не чувствовал себя брошенным, я снова был счастлив! Меня здесь любят, ухаживают и заботятся. Я рад, что вновь обрёл хозяина, который по настоящему любит. Ведь собаке не много надо - главное чтобы любили и хозяин был рядом. Не бросайте нас, нам так тяжело без ВАС, хозяев…
SLIKI: О нас и наших друзьях Идешь по улице домой Усталый, осенью дождливой. А дома ждет тебя давно, Твой друг ушастый, самый милый. Меня зовут Инна, имя достаточно распространенное и в тоже время нет. Я живу в городе и запах леса для меня яд. Мои друзья как-то уговорили меня поехать в поход, далеко, на Енисей, говорили мол: "Тебе надо поменять обстановку, нельзя же все время работать, поход тебя взбодрит". Ну я сдуру поехала, и поначалу вроде хорошо было первый день прошел на ура, но на второй я не смогла встать с постели непривычный чистый воздух меня вывел из строя, пришлось откачивать в машине. Родной запах бензина и выхлопных газов привел меня в чувство. Должна признаться, поход мне понравился, но через неделю отсутствия дома я летела к родным как угорелая. А родных у меня трое: мама, младший брат и пес по кличке Лохматые уши. Пожалуй, он-то и был, наверное, самый близким мне существом. При моем возрасте - 23 года ему было 14, он был старенький, но такой же живой и неунывающий, как в моем детстве. Мы с ним познакомились на даче, летом, когда большинство городских жителей едет на природу отдохнуть от непрерывного шума города. Был у нас сторож, а во дворе у него целый день гуляли куры, они копались в мусоре и пугались, когда кто-то проходил мимо. А мне это очень нравилось, я подкрадывалась и пряталась за кустами. Я ждала, когда сторож уедет или уйдет куда-нибудь, а потом с диким визгом выскакивала и начинала гонять кур по всему двору. Если выбегал сторож, то я с диким визгом уносилась в кусты. И вот однажды согласно моему плану сторож скрылся в сторожке, и я выскочила из-за кустов и начала гонять кур, но моему изумлению не было предела, когда я заметила, что со мной рядом носиться, путаясь под ногами и подметая длинными лохматыми ушами, изредка наступая на них, черный шарик. Он визжал не меньше моего и было видно, что его забавляет это также, как и меня. Мы бегали с минуту, потом выскочил сторож и я, сделав крутой разворот, убежала домой. Подбежав к калитке я заметила, что черный шарик увязался за мной и теперь сидел, ждал, когда я открою дверцу. И когда я ее открыла, он по-хозяйски вкатился во двор. Увидев мою маму он залился радостным визгом, бросился к ней и вцепился в подол платья, повиснув на нем. Мама безуспешно пыталась его снять, но он смотрел на нее влюбленными глазами и отцепляться не желал. Мама улыбнулась и посмотрела на меня, мне даже не потребовалось задавать вопроса - "А можно ли его оставить?", а впоследствии, при ответе - "НЕТ", плакать и умолять. Мама просто посмотрела мне в глаза и сказала - "Он может жить у нас, если только у него нет хозяина". Покормив щенка, а ел он просто как поросенок, мы сходили к сторожу и спросили про хозяев чудесного комочка, которого мы уже успели назвать Лохматыми ушами. Сторож сказал что щенок бездомный и мы можем его забрать. Я очень обрадовалась, и когда приехала в город, хвасталась друзьям. Мы решили, что дворняжкой его называть несолидно, и договорились называть его двор-терьером. С тех пор он живет у нас, и всегда когда я приходила домой, со школы ли, с института, с работы, он был маленьким солнышком даже в самый пасмурный день. И вот сейчас, обвешанная всякого рода сумочками, рюкзаками и баульчиками, я спешила домой и радовалась сладостному ощущению предвкушения нашей встречи. Я привычно открыла дверь и вошла в квартиру. Что-то было не так, на улице было яркое солнце, а внутри квартиры было темно и как-то грустно. Сердце защемило от ожидания чего-то грустного. Я позвала - "Ушастыыыый……….". Ответа не последовало, я подумала, что они гуляют с мамой начала разбирать вещи, но тревожное ощущение не оставляло меня, "может что-то с братом или с мамой", - думалось мне, я не могла даже в мыслях допустить что, что-то случилось с Ушастым. Через 10 минут, открылась дверь и вошла мама. Увидев меня, она отвела глаза и сжала губы, как будто хотела что-то сказать и передумала. Я бросилась к ней и обняла. "А где же Ушастый? Он что, с Сашкой гуляет?",- спросила я. Мама посмотрела на меня и заплакала, ничего не надо было говорить, я осела на пол и попросила рассказать, как это случилось. И мама сквозь слезы начала свой рассказ: "В первый день все было хорошо, мы с Ушастым погуляли и прекрасно провели вечер. А на утро, собираясь на прогулку, я заметила, что Ушастого нет рядом. Подойдя к его подстилке, я заметила, что он лежит на боку и хрипло дышит. Встать он не мог. Я вызвала врача, и тот сказал, что это уже не лечится - это старость. Я его спросила, почему так резко. А он спросил в ответ, не было ли в последнее время таких приступов. Я ответила, что были пару раз, но давно. Врач посмотрел на меня и повторил, что это уже возраст. Было видно, что Ушастому больно, врач выписал уколы обезболивающего, сказал, что ничем не может помочь, что ему очень жаль и уехал. Ушастый умирал долго, 5 дней, а с каждым днем ему становилось все хуже, скоро перестали помогать уколы, но он мужественно терпел, а иногда поднимал голову, обводил комнату взглядом и тихонько поскуливал, как будто звал тебя, но ты не приходила и он опускал голову. На пятый день я подошла сделать ему уколы и заметила, что бок уже не поднимается болезненно и не слышно хриплого болезненного дыхания. Я приложила руку к телу, и не почувствовала биения сердца. Ушастый ушел из жизни тихо и достойно. Мы похоронили его за городом". После этого я приходила в себя дня три, не могла поверить и плакала постоянно. На четвертый у меня закончился отпуск и я вышла на работу. Прошло несколько месяцев, закончилось лето, осень подходила к концу. За это время мои близкие и друзья пытались уговорить завести собаку или кошку, крысу, птичку, и даже змею, но мне никто не был нужен, мне ничего не было нужно. Я приходила домой, по привычке выносила мусор, приходила домой и ложилась спать. Изредка ужинала. Однажды придя домой, просто ввалившись в квартиру и мечтая о теплой ванне и горячем чае, отряхивая зонтик, да и сама отряхиваясь, заметила маму в коридоре, а рядом……..О, нет!!!!!! 2 мешка с мусором. Умоляюще я взглянула на маму, но она невозмутимо посмотрела и сказала, что я уже одета, а ей еще долго одеваться, и выгнала меня за дверь. Ну, чего делать? Разве с мамой поспоришь? Тяжко вздыхая и проклиная осень, я выползла в дождь, промозглый ветер и огромные лужи. Хорошо ветер дул мне в спину, он и погнал меня как легкую лодочку, надув мой плащ парусом, до самой помойки. Закинув мешки в один из контейнеров, вернее положив мешки на мусор сверху, который уже успел вывалиться и покрыть своей массой добрых три метра вокруг помойки. В итоге мой не стал исключением, ветер набросился на мои мешки и уронил их на асфальт. От удара один раскрылся. Я смотрела на все это с плохо скрываемым отвращением. Тут я заметила, что из-за коробки из-под телевизора, что-то выползло. Не выбежало, а именно выползло. Из-за моего, скажем, не очень хорошего зрения мне показалось, что это кошка - они часто рыскают по нашей помойке. Но, прищурившись, я увидела, что это существо даже меньше кошки, и подумала, что это большая крыса. Я уже приготовилась убежать, как это существо подползло поближе. Оно явно подбиралось к моему, вольготно разположившемуся на асфальте, мусору. Оно наконец подползло к мешку и начало тыкаться носом в поисках какой-нибудь еды. Существо немилосердно дрожало и все время падало на бок. Я присела на корточки и пыталась его разглядеть под слоем грязи, которая размокла под дождем и стекала по тщедушному тельцу. Вскоре я поняла, что это щенок и, возможно, породистый. Отыскав в куче мусора ошметок колбасной шкурки он начал ее мусолить, фыркая и чавкая. Но тут щенок заметил меня и пополз в мою сторону, было видно, что он поскуливает, но слышно было лишь как воздух вырывался из его носика. Это существо смотрело на меня такими голодными глазами, что в какой то миг мне показалось, что он принял меня за большой ошметок колбасы. Он подполз, уткнулся носом мне в ботинок и сразу же упал. Щенок не сводил с меня глаз. У меня создалось такое ощущение, что кто-то завел себе собаку, а потом по каким-то причинам выставил его на улицу, где была осень и дождь. Было видно, что щенку не больше месяца, и что на помойке он живет несколько дней. Тут я поняла, что плачу, я ничего не могла с собой поделать, а он только смотрел мне в глаза. Меня взяла такая злость за этого щенка, который жался к моему ботинку и дрожал. И тут я поняла, что ни за что не оставлю его здесь. Подхватив его на руки и укутав своим плащом, я пошла домой. Открыла дверь мне мама. "Что ты так долго?", - спросила она. Ничего не ответив, я показала ей щенка. Мы с мамой долго его отмывали в ванной. Мама его держала, чтоб не падал, а его мыла. В чистом виде это оказался маленький лабрадор, иссиня-черного цвета и с хулиганистыми глазами. За несколько дней он откормился, отоспался и отогрелся. Мы свозили его к врачу, где он успел разбить несколько склянок. У него оказалась небольшая простуда, которая в последующие несколько дней благополучно вылечилась. Да кстати, мы назвали его Вождем.
SLIKI: "Пёс". Была осень. Парк одевался в яркие, цветастые одежды, а мало согревающее солнце отражалось в многочисленных лужах. Люди шли, спешили, торопились в их собственный беспокойный мир, нам неизвестный и непонятный. Я шла среди них, такая же, как и все, но только чужой мир был мне интересен, а не свой, домашний и закопчённый. И я увидела его, лежавшего у мусорного бачка, на краю гуманной цивилизации 20 века. Чужой, холодный и безразличный. Пёс был в грязи, ранах, просто обыкновенный бездомный пёс. Но в его благородных породистых глазах была отрешённость, неведомая тоска, казалось, они смотрели сквозь нас, в самые души, и то , что пёс видел, утомляло его рыцарское сердце. Когда я подошла , он не заметил меня, мир самовлюблённых людей пса не интересовал. Сев рядом, я сказала ему, что ничего плохого не сделаю, просто хочу погладить. Обернувшись на голос, собака внимательно посмотрела на меня, во взгляде смиренность, но не покорность, не злоба. Нет, не хочет он от нас ничего, не потерялся он, не родился на краю, не просил куска хлеба от чужих, потому что он друг, которого предали, бросили, оставили, как ненужную вещь. И смотрел пёс на меня с немым укором - что ещё вам надо от меня, как надо растоптать мою душу, нельзя разве мне умереть спокойно? Что, что я сделал плохого, в чём провинился, за что?! Сколько таких случайных людей пёс видел: кто хотел накормить, кто больно пинал в бок, а кто и хотел накинуть стальную удавку на шею и увезти... Чужие, все чужие... Разве плохо, что он тихо перемучается здесь, никому не мешая и хороня былое счастье в себе, вспоминая, что он мог когда-то любить и охранять... И, отвернувшись от меня, пёс вздохнул горестно, как человек. Делайте, что хотите. Я дотронулась до его головы, красивой и тяжёлой, с засохшей кровью на шерсти, и рассказала, что надо идти со мной, просто необходимо идти, и пыталась ровной интонацией завоевать доверие одинокого сердца. Пёс снова пристально всмотрелся мне в лицо, пытаясь понять, какую боль, какую ещё злую шутку хочет причинить этот двуногий - уже достаточно они сломали его. Но он поверил или просто смирился с предательством, и он пошёл за мной ,почувствовав былое уважение, уловив слабый аромат старой жизни... У двери овчарка остановилась. Он ждал какого-то подвоха, злобного розыгрыша, но хотел, страстно желал зайти в дом, вернуть утраченную любовь и уважение, найти смысл в своей жизни. А так трудно доверить своё сердце во второй раз... И пёс вошёл мягко, дико, в дом, который захотел принять его, отверженного друга. Уткнувшись носом мне в колени, ощущая поглаживание руки, пёс был счастлив, он знал, что кому-то нужен, что его любят и уважают, что о нём беспокоятся, он снова чувствовал себя необходимым, единственным, его ценили, его обожали. Пёс ел не спеша, зная ,что у него есть дом, что пища таит в себе тепло рук любимого человека, он вилял хвостом и взглядывал на меня - не хочу ли я тоже пожевать вкусненького. А утром он спал. Спал днём, вечером, снова утром. Надо спать, долго спать, чтобы забыть одиночество, голод, ненависть чужих людей, боль, страх и темноту бродячей ночи. Спать, чтобы оставить ужас позади, забыть, запрятать далеко-далеко... А вечером следующего дня врач сказал, что пёс умрёт. И что его можно усыпить. Но я не смогла. Пусть последняя неделя его жизни будет счастливой. Пёс нёсся впереди. У него неожиданно было всё, о чём он мечтал: любимый хозяин, вкусная еда, тёплая подстилка, весёлые игры, сахарная игрушка. Не было боли, прошла, убежала от ЕГО дома. Я смотрела на него и думала, как же было ему страшно, некому пожаловаться на горести и страх, некому утешить, не за кого спрятаться... Он мог смотреть на меня часами, ожидая просьбы, команды, жеста. Ждал меня у окна, нёсся метеором на зов, ловил на лету палку. Пёс был счастлив, когда с ним занимались, когда мог ощущать себя нужным, настоящим членом семьи, который сопровождал меня везде, в восторге от того ,что служит. Ночью пёс умирал. Он пришёл ко мне, прижался, и скулил, пытаясь объяснить мне свои мысли. Но я знала, знала, что ему не хочется умирать, оставлять недавно найденное счастье, ему жалко меня, он хочет быть всегда рядом. Пёс заглядывал в глаза, всё скулил и скулил, не понимая, что всё я уже знаю. Весь наш новый ,маленький мир, где пёс был счастлив, рушился и исчезал - секунда за секундой. И в их последние биения он затих, чувствуя, что уходит навсегда. Я снова иду по парку, снова одна и снова чужие люди. Но я другая, совсем другая, потому что знаю то, о чём они и не подозревают. Я жду шагов, быстрых и тихих, жду, когда холодный нос ткнётся в ладонь. Каждый шаг , шорох заставляет обернуться, я жду пса, я вновь ощущаю его одиночество. Раньше мы всегда были вместе. Да и сейчас мы вместе. Его чистая и преданная душа невидимой тенью следует за мной, охраняя и любя. Молча всегда, и может, хочется ему сказать, что он здесь, рядом, но знает пёс, что нельзя рушить покой. Он будет лишь ждать и оберегать. Я знаю, когда я умру, то встречу пса. Он будет ждать меня на аллее света и встретит, уведёт туда, где нет боли, ужаса , злобы, где мы будем всегда вместе. А сейчас Пёс просто идёт рядом. И его шаги совпадают со стуком моего сердца. Посвящается миллионам немецких овчарок, несущим службу рядом с нами - везде и всюду.
SLIKI: ПИЛОТ Я, волею Всевышнего, оказался за Полярным кругом. Кто открывал месторождение газа, кто гнался за деньгами, кто за романтикой, кто за самоутверждением. Но, увы, бывают такие, как Я. Оказался я рядом с Обской губой на одном из месторождений газа, занимался ремонтом квартир, для вахтови-ков. Бригада вахтовиков представляла прекрасный коллектив во главе двух руководителей, как выяснилось в последствии татар. Прекрасные люди, открывавшие Ямал. Однажды, сидя за столом, мы несколько расслабились огненной водой. Опытный глаз низенького татарина, во мне увидел то, что людей поднимает на девятый вал, или бросает в пучину морскую. Но я, как всегда, не придал этому значения. Навсегда остались в моей памяти мои дорогие покорители болот и заснеженных прерий. Мои дорогие предки Чингисхана. Издавна известно, что друг человека - Собака. Вот такой пес жил у нас. Него была интересная кличка - Пи-лот. Может, ему дали кличку в память друзей--вертолетчиков, разбившихся у нас на глазах, не знаю. Просто был Пи-лот. По рассказам, это был полу волк, полу собака. Пилот был очень умен. Частенько сидел ночами и лаял в тундру. Может, вспоминал своих предков, может, еще что-то. Непонятно. Но это дикое зрелище. Сидит огромный черный, лохматый пес, подняв голову громко лает. Что он в этот миг вспоминает? Может он бежит по заснеженным холмам за оленем, гонимый генами волка, за добычей. Трудно его понять. Жуткое зрелище. Это продолжалось очень часто, и меня это навело на мысль, что люди тоже лают или, говоря человеческим языком, ропщут на судьбу. Нет, чтобы преодолевать трудности, идти и воспарять к небесам, мы сидим на месте и лаем, просто лаем. Пилот был свободным, был предан людям, но был безжалостным охотником. Олень, песец - это всегда было у его ног. Северное сияние окутывало небо, тишина в заснеженных сугробах, но лишь далекий лай во тьму разбивал ропот неуверенности и разбитой ладьи. Как-то ночью мы шли по тундре. Пилот был с нами. В отличие от нас, он прекрасно слышал каждый шорох и понимал тундру. Я, то и дело, поглядывал на него, потому как знал, что встреча с росомахой, а то еще хуже с полярным волком, не входила в мои планы. Кто, в конце концов, будет заканчивать этот рассказ? Пилот то и дело выбегал вперед, вдыхал в себя воздух, и прятался за нас. В моей душе начала закрадываться тревога. Впереди был враг, а еще точнее огромный местный хозяин (по моим соображениям) Я уже начал останавливаться как Пилот, говоря своему начальнику: "Мол, хватит идти". Но начальнику была "тундра по колено". Хорошо, что за нами ехала машина, она нас и подобрала. В последствии все с меня смеялись, так как, оказывается, что Пилот слышал шорох зайцев или в том направлении у него была кладовая запасов, или зарыт песец, и он просто не хотел показывать место, и, следовательно, туда идти. Мы дико подружились с ним, и со всей вахтой тоже, было просто очень "сильное чувство локтя". Недели пробегали незаметно, и очень заметно было время. Меня к себе незримо звала "долбаная цивилизация". Ямал оставляю ямальцам. Газу не мешаю идти, в конце концов, он и меня немного накормил. Наступило время улетать. До этого был буран, и даже атеисты просили Бога, чтобы в этот день не было бурана. Пилот стал нервничать, чувствовал, что приходиться расставаться. Мой дорогой Тундровый Друг, я бы взял тебя с собой, но там асфальт вместо снега, там нет бескрайних заснеженных прерий, по которым можно бегать и окутывать взглядом белые холмы. Там много людей и масса телефонов. Каждое утро и день, и ночь, как и ты, Пилот, мы думаем о том... Короче ты меня понял. Послышался звук небесной стрекозы, которую здесь называют бортом, а у нас просто вертолетом. Все потихоньку ринулись к борту, потому как зимой, в тундре, через пять минуть белыми становятся и тундра и человек. Пилот, мой Друг Пилот, кто будет меня по ночам будить своим лаем? Пилот, Дружище ты четвероногое, прощай! Вахта к тебе снова вернется, только я не вернусь. Мы молча смотрели друг на друга, я его потрепал по волчьему загривку и подумал: " Почему мы, люди, не можем хоть немного уважать друг друга?" Пилот, прощай, поехал я на свои семейно-жизненные разборки, а ты, бегай и вспоминай меня, как я тебя. Мы погрузились в вертушку, летчики начали подгонять меня, мол, хватит, свидание и расставание закончено. Я сел в вертушку. Пилот остался сидеть неподвижно. Он не лаял, не скулил, он просто сидел и только молча смотрел. Вахта тоже молчала, и несколько секунд воцарилось тундровое молчание. Пилот сам оставил себе тундру, он сам сделал свой выбор. Северная Собака была крепче, чем человек, в своих собачьих переживаниях. Мы взлетели. Сквозь пелену снега, он неподвижно сидел на взлете. Пилота ждала тундра, а меня Бог, семья и теплое солнце. Пилот, если сможешь прочесть - это для тебя! Вот так! Козелько Владимир Николаевич
SLIKI: Письмо хозяину Вместо эпиграфа: говорят, что ум взрослой собаки соответствует уму двухлетнего ребёнка. Здравствуй, дорогой хозяин! Пишет тебе твоя собака. Не удивляйся, за то время, что тебя нет, я научилась достаточно сносно читать и писать. Даже различаю некоторые правила орфографии и синтаксиса. Не думай, никто меня этому специально не учил. Я ни с кем не дружу, ни у кого не живу. С тех пор как ты меня покинул, я лежу возле порога нашего бывшего дома и жду. Ты спросишь, чего же я жду? Конечно, тебя. Ты же мой хозяин. Я знаю, что ты вернёшься за мной и заберёшь в дом. Но, если хочешь, можешь поселить меня на улице. Я краем уха слышала разговор соседей, когда они вечером пили на кухне чай. Наверное, они видели, как я сижу под дождём и всматриваюсь в сумеречные очертания нашей улицы. Они говорили, что надо вызвать специальных людей, чтобы те меня забрали куда-то. Говорили, что им меня жалко и что меня лучше усыпить, чтобы я не мучилась. Наверняка, они добрые и хорошие люди. Каждое утро жена твоего соседа выносит к лестнице миску с едой. Я с достоинством твоей собаки подхожу к миске, выдерживаю паузу, выполняю твою любимую команду "сидеть" и не притрагиваюсь к еде до того, как жена соседа не скажет "ешь". Всё как ты учил, хозяин. Но, знаешь, по-моему, я им мешаю. Люди не любят, когда у них под носом сидит настоящая собака и напоминает о том, что они несовершенны. Если бы они знали, что я умею понимать человеческую речь, - они не стали бы обсуждать то, что меня надо изолировать и усыпить. Я спряталась. Я несколько дней пряталась ото всех под лестницей соседнего дома. Вот, какая я хитрая. Они знали, что я всегда в любую погоду сижу возле нашего дома и жду тебя. Им и в голову не приходило, что для того, чтобы и дальше тебя ждать, - я спрячусь. Какие глупые люди! Ты - совсем другой. Ты со мной почти не разговаривал и старался мало говорить при мне. О твоей любви ко мне я догадывалась. Я помню, как ты проходил мимо меня и как бы случайно трепал меня рукой по загривку или похлопывал по спине. Я знала, что вертеть хвостом, как это делают маленькие щенки, неприлично, но всё равно им вертела. Если бы ты трепал меня по загривку или чесал за ухом чуть чаще, возможно, я бы и сохраняла достоинство невозмутимой благородной псины, а так... Каждый знак одобрения воспринимался мною как самый счастливый момент моей жизни перед смертью. Не улыбайся, хозяин, я знаю, что это смешно такое читать. Если бы это письмо писала тебе твоя любимая или просто женщина, это одно. А так, - собака. Не улыбайся, хозяин. Помнишь, как ты сидел возле камина, потягивая из бокала красную жидкость, глядел на огонь и рассуждал о том, что в этом мире всё движется только к упадку? Твои гости слушали тебя, делая вид, что понимают. Ты знал, что они притворяются, а от них веяло страхом того, что ты мог догадаться, что они врут, что понимают. Но я знаю, тебе было всё равно, понимают или нет. Ты говорил сам с собой. А я просто лежала у твоих ног, доверчиво повернувшись к тебе спиной и настороженно вслушиваясь в то, что происходило в комнате. Если начинался спор, и кто-то вскакивал, чтобы тебя урезонить, твоя хорошая собака приоткрывала один глаз и неодобрительно рычала, сильнее прижимаясь спиной к твоей ноге. Помнишь это, хозяин? Я чувствовала, что даже когда ты совсем не обращал на меня внимания, ты всё же знал, что вон там есть твоя собак а. Нас с тобой можно нарисовать: ты - ниточка мысль - и я, твоя собака. Что бы ни было, где бы ты ни был, эта связь была всегда. Только ниточка то растягивалась, то сжималась. И вот, в один день ты пропал. Просто тебя больше не было в том доме. Конечно, дела. Я всё понимаю. Ты же не мог меня бросить. Просто ты спешил, и тебе не хватило времени меня забрать с собой, а поручить меня кому-то ты не мог. Ты просто не успел оформить мои бумаги. Ты вот даже книги не все с собой взял. Оставленные тобой вещи какое-то время лежали во внутреннем дворе нашего дома, а потом что-то растащили мальчишки, что-то взяли соседи, а что-то просто собрали в мешки для мусора и отвезли куда-то. Я не знаю, куда. Прости, я не смогла отстоять твои вещи. Я крутилась вокруг этих людей, скулила, пыталась перетаскивать книги под лестницу, но надо мной смеялись, называли меня забавной. Конечно, я не должна была кусаться. Ты мне никогда не разрешал кусаться. Если бы я их тяпнула, они сказали бы, что я невоспитанная собака, а я не могла им этого позволить. Ты ведь меня воспитывал. Как я могу позволить, чтобы эти люди говорили о тебе плохо, хозяин? Вот так у меня отобрали все твои вещи. Почти все. В перетянутом бечевкой конверте лежат твои газеты. Мне удалось сохранить. Когда ты за мной приедешь, - я отдам тебе конверт. Ты потреплешь меня рукой за ухом, и я сяду рядом с твоими ногами, когда ты будешь распечатывать свой пакет. Вчера, когда вышла из своего укрытия погреться на солнышке возле кафе, мне показалось, что ты меня позовёшь. Я ясно слышала твой голос. Мне было так радостно быть готовой сорваться с места и кинуться к тебе. Я представляла, как подбегу к тебе, как стану крутиться возле тебя, как мой хвост заживёт своей жизнью, хлестая по ногам прохожих, как ты наклонишься ко мне, вертлявой, веретенной, прыгучей, погладишь меня, а я исхитрюсь, подпрыгну и лизну тебя в нос. Солнце было тёплым. Какая-то маленькая девочка сказала, что у меня умные глаза. Умные глаза. А еще она сказала, что я хорошая, хоть и бездомная. Какие нелогичные эти дети. А еще, хозяин. Мне было грустно вчера. Ты не ругай меня, но я вдруг подумала, что может я и вправду просто бродячая собака. Но ведь я не клянчу как они. Я могу долго быть голодной. Да, я знаю, независимые кошки выше ценятся, их надо завоёвывать и покорять, это, наверное, интересно для людей, покорять животных. Но ведь кошки продаются за хавчик, а хорошие собаки (настоящие хорошие собаки) могут годами питаться объедками из мусорного бака или просто голодать и ждать своего хозяина. Они верные, может, потому и не такие гордые. Наверное, я не должна этого говорить, потому что собакам так не положено, но прикрывать гордостью непостоянство - обычное дело у людей. Хозяин, скажи, а чем бродячая собака отличается от бездомной? И еще, скажи, может ли бездомная собака быть хорошей? Я - хорошая собака, ты сам так говорил. Я - твоя собака. Почему они говорят, что я - бездомная? Бездомные собаки выпрашивают еду, неприлично вычесывают блох и лижут прилюдно под хвостом. Я ведь не такая. И даже если я и заглядываю в глаза прохожим, то только для того, чтобы понять, похожи ли их глаза на твои. К сожалению, вынуждена прерваться, мне надо спрятаться. Я еще напишу тебе, хозяин, возвращайся скорей. Твоя собака. Бобби Эдинбург
SLIKI: Я похоронил не просто собаку - Дуся была старшим ребенком в семье, хотя это звучит, вероятно, очень банально для понимающих и глупо для остальных. Она была настоящей борзой: умной, интеллигентной, ненавязчивой, независимой, гордой, чуточку хитрой натурой, прекрасно знавшей свое предназначение на этой земле. Она могла себе позволить прикинуться слепоглухонемой тупицей дома, не выйти навстречу, поклянчить возле стола кусочек чего-нибудь вкусненького, но стоило мне лишь достать свой камуфляж и рюкзак, как собака преображалась: это было само послушание, причем с моей стороны не требовались не то что команды - даже слова, ибо она угадывала сама, что и как ей делать. Она не доставляла хлопот при жизни, и умерла, не доставляя хлопот. Теперь, когда уже ничего не поправишь, я понимаю: это была не инфекция. Складывая воедино все предыдущие дни и недели, я знаю: она чувствовала приближение смерти. Когда она стала проситься чаще гулять, старалась уйти от дома и с неохотой возвращалась, я подшучивал над ней: ты что, мол, старая, помирать собралась? Нельзя тебе это делать, рано еще, ты нам еще щеночков родить должна! И даже когда она наотрез стала отказываться возвращаться домой, когда впервые отказалась от еды, я не верил, не мог поверить, гнал от себя простую и страшную правду. Я не хотел понимать. И отводил взгляд от ее глаз, просивших ее отпустить. И только в самом конце, когда правду стало невозможно скрывать даже от себя, и где-то в груди поселился животный страх, я все равно не верил, что Дуся умрет, хотя и понимал, что развязка близка. И до сих пор мне не дает покоя страшная дилемма нашей взаимной любви: Дуся не хотела причинять нам боль своей смертью и хотела уйти, как ей велел инстинкт, а я - я не мог бросить ее умирать, просто по-человечески, ведь друзей не бросают. Мы старались ее спасти. Мы пытались кормить и поить ее насильно, мы ставили капельницы, витамины, даже антибиотики. В отчаянии бегали в аптеку то за одним, то за другим лекарством. Открывая дверь после очередного такого похода, я услышал топот маленьких ног дочери: "Папа, скорей! Дуся!" и крик жены: "Дуся, нет! Дуся, дыши!" Не закрыв дверь, я бросился к распростертому телу собаки. Сердце еще билось. Искусственное дыхание, капли дождя залили изнутри стекла очков, все расплывается, ну же!.. давай!.. ну!.. дыши!.. не надо!.. нет!.. не может быть!!! Дуся последний раз вытянула шею и замерла навсегда. Сердце молчало. Жена с дочкой, рыдая, гладили еще теплое тело, заглядывали в неподвижные глаза. Позвонили друзья: "Как собака?" - "Приезжайте прощаться." На опушке леса, под молодыми облетевшими осинками, возле любимого нашего поля, с остервенением и как-то отупело мы долбили лопатой плотную глину. Завернутая в кусок красного палаточного брезента, Дуся лежала словно в гробу. Мы осторожно уложили ее на дно могилы, и еще через несколько минут все было кончено. Дунул ветер, с ветвей сорвался листопад, закапал дождь. В подавленном молчании мы выпили водки, и тут у меня внутри живота что-то твердое ударило снизу в солнечное сплетение, спазм рванулся к горлу, перехватив дыхание и уходя наружу каким-то клекотом. Отвернувшись, я почти бегом кинулся в лес, вцепившись зубами в рукав куртки и стараясь заглушить эти страшные, кашляющие горловые звуки, а другим рукавом размазывая по лицу ставшие солеными капли дождя. Ночью мне приснился сон: какое-то зимнее поле, глубокий снег, много собак бегают по нему, и среди них - Дуся, а впереди меня стоит множество кричащих людей. Я зову Дусю и боюсь, что она меня не услышит и не увидит, но она бросилась на зов, разметая фонтаны снега, протиснулась между чужими ногами, обняла меня передними лапами, как делала всего несколько раз в жизни, и прижалась к моей щеке своей шеей, улыбаясь одними губами, как только она умела делать. Я чувствовал во сне ее тепло, шелковистость ее псовины, гладил и нашептывал на ухо ласковые слова. И не было в тот миг на целом свете человека счастливее меня.
SLIKI: Завещание горячо любимой собаки. Я, Silverdene Emblem O'Neill, известный друзьям и знакомым как Блеми, чувствуя тяжесть прожитых лет, и сознавая приближение смерти, кладу настоящее завещание в тайник памяти моего Хозяина. Он не будет знать о нем до тех пор, пока в скорбные минуты одиночества после моей смерти, он внезапно не вспомнит о нем. В память обо мне я прошу Его навсегда запомнить это завещание. Мне нечего завещать ему. Собаки мудрее людей. Они не собирают сокровищ земных, теряя при этом сон из-за мыслей о том, как сохранить приобретенное, и как приобрести еще больше. Мне нечего оставить Ему кроме моей любви и верности. Эти ценности я завещаю всем, кто любил меня и особенно моим Хозяину и Хозяйке, которые, я знаю, будут оплакивать меня больше всех. Я прошу моего Хозяина и мою Хозяйку помнить меня всегда, но не скорбеть обо мне слишком долго. При жизни я старался быть утешением для Них в минуты горя и привносить больше радости в дни счастья. Я не хочу быть причиной Их страданий и после моей смерти. Пусть Они помнят, что благодаря Их любви и заботе обо мне, я прожил такую счастливую жизнь, какую только может прожить собака, но к закату ее я ослеп и оглох, и даже не чуял кролика у себя под носом, что унижало меня и задевало мою гордость. Настало время прощаться, пока я не стал бременем для тех, кто любит меня. Я чувствую, что радость жизни покинула меня. Мне жаль расставаться с Ними, но не с жизнью. В отличии от людей, собаки не боятся смерти. Мы принимаем это как часть жизни, но не как чужеродную и страшную вещь, жизнь уничтожающую. Кто знает, что ждет там, после смерти? Я верю, что там есть Рай. Где каждый навечно юн и полон сил, где все резвятся дни напролет, и каждый час время обеда, где длинными в вечерами в миллионах каминов потрескивают дрова, а собаки собираются вокруг, что бы задумчиво глядя на огонь, вспоминать старое доброе время на земле и любовь своих Хозяев. Я боюсь, что это слишком хорошо даже для такой собаки как я. Но, по крайней мере, меня ждет покой. Покой и отдых для моего усталого сердца и старых костей, и вечный сон в земле, которую я так любил. Может быть, так оно и лучше. Мое последнее требование. Я слышал слова моей Хозяйки: После смерти Блеми, мы не заведем другую собаку потому, что я никого больше не смогу любить как его. Я прошу ее, в память любви ко мне взять другую собаку, иначе это будет плохой памятью обо мне. Я хочу знать, что после общения со мной, она не может жить без собак! У меня нет завистливой и мелкой душонки. Я убежден, что большинство собак - хорошие, хотя мой наследник вряд ли будет так же любим, и уж точно не будет таким воспитанным, красивым и авторитетным, каким я был в свои лучшие дни. Не просите невозможного, мои Хозяева. Но он постарается не посрамить мою память, и несмотря на все его неизбежные недостатки, ему я завещаю свои ошейник, поводок, плащик и пальтишко. Пусть он и не сможет носить их с моим достоинством, но, по крайней мере,и не будет выглядеть неотесанным. Тем самым я желаю ему счастья в моем старом доме. И на прощание, мои дорогие Хозяйка и Хозяин. Когда бы Вы ни пришли на мою могилу, скажите со скорбью и с радостью в сердце: Здесь покоится тот, которого любили, и который любил. Я услышу это в своем вечном сне, и даже смерть не помешает моему духу благодарно вильнуть хвостиком. Я буду вечно любить Вас так, как может любить только собака.
SLIKI: Мост радуги На самом краю небосклона есть место, называемое Мостом Радуги. Когда животное умирает, особенно если оно было очень любимо кем-то в этой жизни, оно попадает на Мост Радуги. Там бескрайние луга и холмы, по которым наши друзья могут бегать и играть все вместе. Там изобилие пищи, воды и солнечного света, и там нашим любимцам тепло и комфортно. В этом краю все больные и старые животные превращаются в молодых и полных энергии; имевшие травмы и увечья снова становятся здоровыми и сильными. Время для них летит незаметно, если только мы вспоминаем о них в своих мечтах и снах. Животные там счастливы и довольны всем кроме одного - каждый из них ушел раньше и оставил в этой жизни кого-то очень дорогого ему. На Мосту Радуги животные бегают и беззаботно играют все вместе, но приходит день, когда кто-то из них неожиданно останавливается и смотрит вдаль. Его глаза загораются огнем, а тело начинает дрожать от нетерпения. Вдруг он покидает своих собратьев, летит над изумрудно-зеленой травой, и ноги несут его все быстрее и быстрее. Он заметил вас; и когда вы и ваш любимец наконец встретитесь, то крепко-крепко обниметесь, счастливые от того, что соединились и больше никогда не расстанетесь. Он будет, одурев от счастья, лизать ваше лицо, ваша рука снова будет любовно ласкать его голову, и вы еще раз взглянете в преданные глаза своего любимца, так надолго покинувшего вашу жизнь, но никогда не покидавшего вашего сердца. Теперь вы сможете пересечь Мост Радуги вместе
SLIKI: Ад и Рай. Притча Ефим Хаят Жил да был Человек. Не один. Была рядом собака. Ни жены, ни семьи. Сам прислуга, и сам господин. А когда он скончался, оказалось, что некому плакать, Потому что собака отправилась следом за ним. Вот идет по пескам он в томительных поисках рая. А кругом - никого... По земле расползается дым. И воды ни глотка. От жары и от жажды сгорает. И собака измученно тоже плетется за ним. Бесконечна дорога. Ни куста, ни травы и ни знака. Данте тоже, я думаю, Ад свой увидел таким. Человек еле шел. Но ему помогала собака, Та, которая в пекло отправилась следом за ним. Вдруг увидели, (что это?) - башнями город сверкает. Водопады... И птицы слагают Создателю гимн. И огромная надпись: "Войдите. Вас рай ожидает" Не позволил привратник собаке войти вместе с ним. Человек без сомнений и слов отказался от рая. Что поделаешь тут, если был он с рожденья таким! И таинственный город мгновенно в тумане растаял: И ушел человек. И собака ушла вместе с ним. Сколько дней они шли. И ночей... Кто об этом узнает?! Человек шел и падал. И вставал, адской жаждой томим. И забыл он о найденном и о потерянном рае. Лишь собака тащилась все так же устало за ним. Время там не течет. Не светает там и не темнеет. И ничтожно, и крошечно то, что казалось большим. Снова город возник. Только был он намного скромнее. Человек подошел. И собака шла следом за ним. "Я с дороги, - едва прохрипел, - я с дороги..." И собака хрипела. Был хрип непохожим на лай. "Дайте каплю воды. И собаке... и мне... ради Бога" А привратник сказал: "Заходите. Мы ждем вас давно. Это - рай!" "Был бы рад я войти. Как мечтал я об этом. Однако, За воротами должен остаться я с другом своим". Но привратник сказал: "Заходите к нам вместе с собакой". И вошел человек. И собака вошла вместе с ним. "Ну, а там что за рай? Где водою нас не напоили? Где хоромы, и где низвергается с гор водопад?" И привратник сказал: "Хорошо, что туда не впустили! Потому что не рай это был, дорогие, а ад" "Почему над воротами вывеска точно такая? И зачем он манил нас прохладою сладкой своей?" "Это был лишь обман. То была только видимость рая. Это - ад. Он для тех, кто в пути покидает друзей".
SLIKI: Отчет о любви 1. Ты упал мне в ладони маленьким окровавленным кулечком. Я вытащила тебя из последа, очистила от слизи крохотный нос, оборвала пуповину и отдала тебя матери. Ты сразу же нашел сосок, полный вкусного молока, и присосался. Ты был такой смешной тогда - маленькая черная бархотка, с закрытыми глазками и дурацкими треугольничками ушей без дырочек. А на крохотных лапках были совсем уж крохотулечные пальцы с мягкими белыми когтями. Новорожденный щенок. Да ты даже на щенка не тянул тогда, так... Кутенок. Потом ты рос. Глазки начали видеть, ушки слышать, а лапки перестали разъезжаться. И ты начал везде совать свой длинный нос. Куда надо и куда не надо. И неоднократно получал по нему. Но тебя это никогда не останавливало. Твоя мягкая щенячья шерсть сменилась на жесткую взрослую, а острые молочные зубки на вполне конкретные клыки. Но зубастость лишь добавила твоей улыбке обаяния, а мне - спокойствия. Помнишь, как ты дрался с напавшим на меня мастифом? А он ведь был больше тебя раза в четыре. А как на Селигере храбро отгонял от палаток заплутавшую буренку? Правда, перед всем стадом ты все-таки спасовал и спрятался у меня за спиной. Ведь что может быть надежней хозяйки? Ты же по-прежнему норовишь залезть мне на ручки, заслышав салют. Дурацкая моя лохматая собачка. Тридцать кэгэ очень живого веса. Ты так уютно валяешься на полу, что хочется прилечь рядом - это ведь столь очевидно удобно. А когда мне плохо, ты всегда лезешь лизаться, с усами и когтями. И разнюниваться становится просто некогда - нужно отбиваться, а то затопчут! И ты всегда так радуешься моему приходу домой... Я не знаю, за что ты любишь меня. Я не знаю, за что люблю тебя я. Просто мы должны быть вместе - человек и пес. Помнишь, как давно-давно, целую собачью жизнь назад, я спросила тебя: "Щенок, будешь моей собакой?" И ты ответил мне - "Да!" 2. Ты перестал есть. Ты, которого один вид миски приводил в экстаз, Перестал есть. Я кормлю тебя с ладони. Как маленького. Хотя какое там... Ты и щенком отличался завидным аппетитом. А сейчас я уговариваю тебя. Ты перестал бегать. Еще месяц назад у меня спрашивали - это у вас щенок? И очень удивлялись, узнав что тебе уже 9 лет. А сейчас ты не отходишь от меня больше чем на пару шагов. Ты постарел. Вдруг. Ты все всегда так делал. Вдруг. Жизнь уже уходит. Но боль еще не пришла. Она придет завтра. Я не хочу что бы тебе было больно. Не хочу. И мы идем к врачу. Врач говорит то, что я чувствую и так. Неделя. Неделя боли. И все. Я плачу. Ты лижешь мне руки. И норовишь лизнуть в нос. Утешаешь. Мой пес. Ты не боишься. Боюсь я. Боюсь придти в пустую квартиру, Где никто не встретит меня радостным "Гав! " Но что делать. И я возвращаюсь домой одна. Домой, где больше нет собаки. Совсем нет. Так пусто. Но однажды, Безнадежно затосковав, Я пойду искать тебя среди других собак. Обязательно. Я буду заглядывать в еще бессмысленные глазенки щенков И искать в них тебя. Только тебя. И конечно найду. Потому что нельзя, чтоб ты не нашёлся. Совсем нельзя. И я опять спрошу – «Щенок-щенок, ты будешь моей собакой?» И ты опять ответишь –« Да!» И полезешь лизаться. Потому что ты всегда так делал.
полная версия страницы